– Уходим, – прошептал он, открывая тайный проход. – Не хочу с ним разговаривать.
Опешив, Женя не стала сопротивляться, но когда Эдуар закрывал за ними стеновую панель, всё же поинтересовалась:
– А Фабрис-то чем тебе не угодил?
Мсье Роше не ответил, протиснулся вперёд и, найдя в темноте её ладонь, стал спускаться в подвал.
Луч фонарика метался по лестнице, иногда устремляясь вперёд. Спустя четырнадцать ступеней Эдуар всё же ответил на Женин вопрос:
– Он без моего ведома устроил выставку картин Бертин, – голос прозвучал устало и зло.
Жене вдруг захотелось обнять Эдуара, сказать, что Фабрис не так уж и не прав в своих порывах; что Бертин не вернуть, но нужно жить дальше…
Бередить раны Эдуара Женя не собиралась, просто вздыхала и молча шла вслед за ним, постоянно отставая на полшага. Он будто специально ускорялся, выдерживая такую странную дистанцию.
В подвале мало что изменилось с тех пор, как она была здесь в последний раз, когда Элен заперла дверь. Их окружали всё те же каменные стены и сводчатые потолки; тусклые лампочки вспыхивали при приближении и гасли за их спинами; а спёртый воздух постепенно наполнялся запахами жареного мяса и пряностей. Вскоре послышался звон посуды, жужжание блендера и крики шеф-повара. Она поняла, что мсье Роше ведёт её к выходу, через загрузочную ресторана.
– А разве кухня ещё работает? Я думала, ты всё закрыл.
– Закрыл, – отозвался Эдуар, толкая входную дверь. – Но это процесс не быстрый. Ещё не все постояльцы съехали.
Свежесть пасмурного дня тут же пробежалась мурашками по плечам, заставив Женю плотнее запахнуть жакет.
– Но, быть может не сто́ит так… – Она взглянула на Эдуара, но он поспешил отвернуться, а потом и вовсе обошёл её со спины и встал справа.