Он входит через заднюю дверь кухни и, сняв шляпу, кладет ее на стол.

– Надо перетаскать тюки с сеном в амбар и выгулять лошадей.

Отец садится рядом со мной и, опершись на край стола локтями, смотрит на маму в ожидании завтрака.

– Господи, Такер! Наш сын только приехал, а ты его уже нагружаешь работой. Дай мальчику отдохнуть.

– В этом мальчике девяносто килограммов и почти два метра роста. На нем пахать надо.

Мама раздраженно фыркает и, повернувшись к нему, складывает на груди руки и указывает на него деревянной лопаткой.

– Если он уедет раньше времени, то ты будешь спать в ангаре со своими лошадьми! – грозно заявляет она.

Мама накладывает на тарелку яичницу с беконом и ставит перед отцом. Как бы она ни ругалась на него, она никогда не оставит его без еды.

Отец лишь усмехается и берет ломтик бекона.

– Если он и уедет, то только потому, что ты его сведешь с ума своей заботой.

Можно скучать по оладьям и по собственной комнате, но больше всего я скучал по этому ощущению: я дома.

* * *

Когда мы заканчиваем работать, отец облегченно выдыхает и, открыв бутылку пива, протягивает мне. Сев на тюки с сеном около амбара, мы наблюдаем, как солнце медленно садится, окрашивая поля оранжевым светом. Вырвав из-под себя соломинку, сминаю ее между пальцами. Отец не шутил, когда сказал, что приготовил для меня много работы. Тюки с сеном были только началом. С меня семь потов сошло, и я вспомнил, как он гонял нас с братом после школы. Сейчас я уже не мальчик, но это не мешает ему гонять меня по-прежнему.

– Надолго приехал? – спрашивает отец, сделав глоток пива.

– Не знаю. Я еще не решил, что делать с контрактом в Южной Америке.

– Понятно.

Если мама болтает без умолку, то отец – молчун. Все нагоняи в детстве мы получали от мамы. Каждую лекцию она читала с особой тщательностью, а потом, в подтверждение своих слов, бросала грозный взгляд на отца, чтобы он поддержал ее.

Боялись ли мы маму? Безусловно. Но она быстро отходила. А вот если отец был чем-то недоволен, он смотрел на нас так, что отпадала любая надобность подкреплять этот взгляд словами.

Сейчас же я чувствую, что ему много чего хочется мне сказать. Например, какой я эгоист, что бросил их и уехал. Что не звонил и не отвечал на звонки. Что заставлял переживать каждый раз, когда не выходил на связь. И мне действительно стыдно. Только язык не поворачивается сказать об этом.

Сегодня утром, когда родители спорили между собой, я заметил, как они оба постарели за время моего отсутствия. А точнее, с момента смерти Трэва. У мамы появилось больше седых волос, а в уголках глаз – морщин. А отец стал молчать еще больше.