– Просто в моей жизни не так уж и много рыцарских шоу происходило, – наконец зашептал под одеялом Берек. – А фейерверки я видел только два раза и совсем издалека.
Я чрезмерно громко, судорожно вздохнула.
Плевать. Байрон уже его увидел. Если он ничего не понял с первого взгляда, значит не поймёт даже с сотого, если же всё понял, значит тем более нет смысла лишать Берека как минимум рыцарского шоу.
Этой ночью я лично, едва уловимым шёпотом, учила своего сына лгать. И он, внимательно слушая меня, учился. Этот ребёнок всегда слишком хорошо учился. Если кто-то на этой вечеринке спросит его, сколько ему лет, он должен будет сказать, что ему не четыре, а три года, а если спросят, когда именно он родился, он назовёт не тридцатое сентября, а тридцатое октября.
– Пожалуйста, прости меня за то, что расстроил тебя при всех, – уже перебравшись ко мне в кровать вместе со своим одеялом и плюшевым медведем, совершенно неожиданно, сразу после окончания моего урока лжи, полушёпотом выдал Берек. – Я тебя очень сильно люблю… Больше всех. И обещаю всегда любить тебя больше всех. Простишь меня?
Мой сын терзался той же болью, которой терзалась я: его душа болела потому, что переживала из-за того, что эта эмоциональная сцена произошла в присутствии посторонних глаз. Мой ребёнок вырастет хорошим человеком. Он вырастет достойным мужчиной. Он уже им растёт.
…Спустя час я уже почти заснула, как вдруг в моей голове отчётливо прозвучала мысль: “Эта сцена разыгралась не при посторонних глазах. Глаза Байрона – глаза отца Берека”.
Буквально за секунду перед сном меня внезапно накрыло глубинное осознание того, что сегодня произошло нечто большее, чем просто сотрясение души моей материнской сущности. Сегодня произошла первая, уникальная, неповторимая встреча отца с сыном… Завтра произойдёт вторая. Уверена, обе эти встречи запечатлятся в идеальной фотографической памяти Берека. И я рада этому. Потому что больше встреч не будет.
Мы с Береком уедем из Роара. Далеко. В Нью-Йорк или даже в Сан-Франциско. А потом, когда он дорастёт до того, чтобы спросить у меня в лоб о том, кто является его отцом, я расскажу ему красивую историю любви, в которой был зачат красивый мальчик, после чего главный герой этого любовного романа поступил очень некрасиво с главной героиней, но это не отменило прекрасного продолжения истории в виде появления на свет прекрасного мальчика. Да, я буду рассказывать своему ребёнку только правду. А для этого мне сначала придётся прекратить врать себе. Я признаюсь себе в том, что я действительно любила мужчину, от которого забеременела, признаюсь своему сыну в том, что любила его отца. Произнесу эти слова вслух, пусть они давно заржавели в моём нутре от многих лет их сокрытия, и пусть даже они оцарапают моё горло, но я не солгу. Я даже расскажу ему, что Береком я назвала его неспроста, что первая буква его имени совпадает с первой буквой имени его отца, но это не случайное, а умышленное совпадение. Я назвала его так, чтобы помнить о том, что он был зачат в любви, а не в страхе, которым вскоре обернулось для меня это зачатие. А когда он станет совсем взрослым и решит уточнить личность своего отца, конкретизировать её, я скажу ему: “Помнишь тот день, когда мы вместе плакали после похода в супермаркет? И ещё помнишь рыцарское шоу, на которое я тебя отвела на следующий день? В те два раза ты видел своего отца”.