– Сегодня на ужин у нас лосось в лимонном соке с хрустящей корочкой, паста с травами и на десерт шоколадный пудинг, купленный в твоей любимой кондитерской, – обернувшись, он приблизился к столу и поставил передо мной тарелку, на которой озвученное блюдо возвышалось пугающе большой, но несомненно аппетитной горкой. – Начни пробовать, а я пока оформлю себе.

Сказав это, он поспешно развернулся и, вернувшись к рабочей столешнице, начал создавать порцию для себя. Вернувшись к столу спустя пару минут, он поставил свою тарелку рядом с моей и, сняв со своего плеча полотенце, начал протирать им свои оголённые предплечья.

– Почему ты не ешь? – в его голосе промелькнула едва уловимая нота напряжения.

– Я не хочу есть, – сверля взглядом тарелку, стоящую передо мной, попыталась как можно более спокойным тоном ответить я.

– Почему ты не хочешь есть?

– Потому что у меня нет аппетита.

– Почему у тебя не аппетита?

– Потому что меня тошнит.

Он помедлил лишь секунду:

– Почему тебя тошнит?

– Потому что я беременна.

Не думала, что эту фразу я смогу произнести без единой запинки. Но я смогла.

Хотя я не смотрела на своего собеседника, боковым зрением я заметила, как замерли его руки, всё ещё удерживающие влажное кухонное полотенце.

Прошло несколько секунд, прежде чем он вновь заговорил. В его голосе читалась неизвестная мне эмоция, которую я приняла за неверие, точь-в-точь такое же, какое я испытала прошлым утром, получив на руки результаты генетической экспертизы, подтверждающие моё родство с семейством Холт.

– Ты ведь говорила, что неспособна зачать.

Эти слова шаровой молнией покорёжили меня изнутри.

Заставив свои зубы разжаться, продолжая упираться взглядом в стол перед собой, я буквально вынуждала себя говорить:

– Вчера утром, перед судом, я виделась с Диланом по его просьбе. Он стал догадываться, что Тара забеременела не от него, и поэтому сделал некоторые анализы, которые выявили у него бесплодие. Кажется, теперь он собирается бросить Тару… Проблема была в нём… А я здорова.

“И теперь беременна”, – хотела добавить я, но не смогла, поняв, что мой голос начинает всё меньше подчиняться моей воле.

Молчание продлилось всего несколько секунд, по истечению которых Арнольд вдруг положил полотенце на стул, на который прежде собирался сесть, снял с его спинки свою форменную куртку и… Не сказав больше ни слова…