Глава 73. Пейтон Пайк. Спустя неделю.
Глава 73.
Пейтон Пайк.
Спустя неделю.
Холты пошли самым верным путём из всех, которые им, в сложившейся ситуации, были доступны – они не пытались навязать мне своё общество. Думаю, относительно особенностей моего характера их проконсультировала Астрид. Прошли дни, и я высоко оценила их понимание. Даже сделала вывод, что, раз они настолько сообразительны, а также склонны к пониманию и не лишены терпения, значит, скорее всего, мне достался не самый худший вариант семьи из всех возможных. Вспоминая же рассказы Астрид о её семье, часто звучащие в её баре до того, как правда о нашем родстве выплыла наружу, мне кажется, что я всё же права в своих выводах – Холты стандартная, а может быть даже хорошая семья.
Стоя на кладбище Куает Вирлпул, я смотрела на букет жёлтых рудбекий, положенный мной на могилу безымянной девочки. Её несложно было найти: однажды Астрид рассказала мне о том, что это захоронение располагается у самого входа на кладбище, а на надгробии, выполненном из бело-серого гранитного камня, безутешные родители выбили вместо имени дитя слова: “Здесь покоится безымянная душа”. Они думали, что похоронили под этим камнем меня, а я, спустя тридцать пять лет, пришла на место своего предположительного захоронения, чтобы собственными глазами посмотреть на него. На могиле были высажены живые цветы, но осень превратила их плотные стебли и тонкие листья в пожухлые пряди.
…Интересно, они так и не придумали мне имя? Решили оставить меня без имени, потому что так было проще переживать утрату? Если это не так и они всё же придумали мне имя, тогда как бы меня звали?.. Я не знала изначально предназначенного мне имени, зато я знала имя девочки, которую они похоронили вместо меня: её настоящим именем было имя Пейтон Пайк. Этим именем назвали меня её родители.
После обретения правды я часто думала о тех, кого всю свою осознанную жизнь считала своими родителями. Хотя на момент той потери мне было всего три года, я помнила образ матери и особенные нотки её голоса, а отца я помнила даже по чертам лица. Они были добрыми и улыбчивыми: я помнила улыбку отца и улыбку в голосе матери, и как они по очереди читали мне сказки на ночь. Однажды отец подарил мне огромного плюшевого медведя бурого цвета с алым бантом на шее, а мама связала рубиновую сумочку в форме сердца для моих любимых безделушек… Я помнила это так же хорошо, как знала, что они любили меня. Даже сейчас я не сомневаюсь в искренности их любви ни секунды. А значит в какой-то степени, в определённый промежуток жизни Раймонд и Роберта Пайк всё же были моими родителями.