— А ты чего хочешь, Марина? — завис он над моим ухом.

— Не быть дурой. Только дурак и дура — две большие разницы.

— Ты будешь дурой, если вместо сердца послушаешь гордость.

— Мое сердце молчит, зря надеешься. Моя гордость уязвлена, тут ты прав. Из чего еще состоит женщина? Из тела? Мое тело за эти пару недель постарело лет на десять минимум.

— Это не правда.

— Правда. Чувствую себя разбитой старухой.

— Ты три часовых пояса сменила и в трех разных климатических зонах пожила. Да одного нашего питерского болота достаточно, чтобы почувствовать себя развалиной. Кости ноют?

— Нет. Ты ноешь. У меня под ухом, — облизала я сухие губы и попросила стакан воды. Андрей его принес и сел на прежнее место.

— Ну кто тебе, кроме меня, стакан воды принесет?

— Не надо шаблонных фраз. Тебя они не спасут.

— Я не хочу спастись. Иначе, думаешь, я сиганул бы в омут с головой? Нет, конечно. Марина, все будет хорошо, расслабься…

Он провел ладонью вдоль моей руки — голой, которая сейчас покрылась гусиной кожей.

— Не могу, Андрей. Мне кажется, что ты относишься ко всему слишком… Слишком поверхностно. Так нельзя.

— Нет, у нас хорошая жировая прослойка к старости накопилась. Я вообще не переживаю за этих детей: ни на улице, ни голодными они не останутся. Но и ты ведь не за это переживаешь?

— Не за это. Сам не боишься на улице остаться?

— Нет. Сейчас ты раз пять подумаешь, прежде чем покажешь мне на дверь. Это были две сумасшедшие недели — две недели за двадцать лет, но мы прожили их, не убив друг друга. В сорок пять мы можем поумнеть? Не просто же так паспорт меняют… А чтобы подвести черту под прежней жизнью и начать новую, умудренную опытом.

— И ты уверен, что я тебя прощу? — хмыкнула я, мысленно катая погремушку по полировке стола.

— Я знаю, что не простишь. И не надо. Ну что мне делать с твоим прощением? Это же не картина, чтобы ее в рамочку и на стену. Кстати, у тебя патенты есть?

— Висят в рамочке на стене дома… Шучу, — хмыкнула громче и повернула голову, чтобы столкнуться с носом Андрея. — Два, их выдали уже в рамочке, валяются в коробке в гараже.

— А помнится, ты говорила — вот бы чего-нибудь придумать и запатентовать… Помнишь?