Я представлял ее обнаженной и иногда привязанной к моей кровати с тех пор, как очнулся в больнице.

Одна фантазия превратилась в сотню, потом в тысячу, накладываясь друг на друга и выходя из-под контроля, пока я не сошел с ума.

Возможно, поэтому я действовал в чисто пещерной манере, когда трахал ее так безжалостно.

Но это она не заткнулась и продолжала говорить об уходе, и развлекалась мыслями о другом мужчине.

Другом. Блядь. Мужчине.

Я бью кулаком по стене, холодная вода ничего не делает, чтобы рассеять мое пылающее либидо или кипящий гнев.

После еще нескольких тщетных попыток успокоиться, я выхожу из душа, надеваю шорты и бегу наверх.

Я поворачиваю ручку в спальне, но обнаруживаю, что она заперта.

Мой кулак сжимается вокруг проклятого предмета, но я заставляю себя звучать нейтрально.

— Открой дверь,

Ничего.

Я стучу по деревянной поверхности.

— Я знаю, что ты меня слышишь, Анника. Открой.

Нет ответа.

— Если ты думаешь, что дверь может остановить меня...

— Оставьте меня в покое! — кричит она, ее голос на грани, прежде чем становится хрупким. —Пожалуйста.

Мне не нравится, как она это говорит.

Это тянет на тот уголок в моем сердце, где на нем написано ее имя.

Я никогда не слышал Аннику такой сломленной, но с тех пор, как она направила на меня пистолет она медленно, но верно теряет свою искру, свою жизнерадостность и то, что сделало ее такой, какая она есть.