– Государя нехорошо, – покачал головой Прокопий. – Он есть помазанник Божий, землю Русскую, православную оберегающий…
Прокопий был одним из двенадцати монахов, что опознали Дмитрия Ивановича в Путивле. Тем подвигом инок гордился, за то обласкан был государем и патриархом Игнатием. Потому-то именно к нему и прибежал за помощью Отрепьев.
В Чудовом монастыре, каковой был обителью русского патриарха, законного царя почитала вся братия. Ропщущих и сомневающихся поставленный государем святитель быстро разослал куда подальше – зачем ему в свите крамольники? Однако после ночного бунта лопоухий писарь не верил уже никому и потому предпочитал действовать тайно, только через тех, кого знал и кому верил.
– Во имя человеколюбия и милости Божьей, отче! – перекрестился он. – Помощь твоя нужна. Скорая и тихая.
– А что случилось?
– Умоляю, отец Прокопий! – сложил ладони на груди лопоухий писарь. – Пойдем!
– Ладно, пошли…
Вдвоем они отправились на конюшню, вместе с тамошним трудником запрягли лошадь в свободный возок, проехали через кремлевские хозяйственные проулки на житный двор, на глазах удивленных слуг вытянули из-под амбара бесчувственное тело, уложили на телегу, накрыв от посторонних глаз рогожей, укатили обратно в обитель и на плетенной из рогоза циновке перенесли раненого в келью Прокопия.
– Ох ты ж господи, ох ты ж господи, – несколько раз перекрестился монах, осматривая раненого. – Рана плохая, чистить надобно да мхом болотным набить. Иначе загниет. Нога у бедра сломана, лубки примотать придется. Ребра помяты, вона как хрипит…
Отец Прокопий, как и большинство русских монахов, начинал свою жизнь боярским сыном. Сиречь, воином. Так что в ранах разбирался.
– Сделаешь, отче? – с надеждой спросил Отрепьев.
– За сеном беги, – распорядился инок. – Он теперича долго под себя ходить станет. В одежде да на постели не оставишь.
– Ага! – метнулся писарь к двери.
– Стой! – окликнул его монах. – Коли сие переворот, Гришка, то патриарха Игнатия вскорости погонят. Вестимо, и нас вместе с ним. Коли хочешь царя спасти, думай, где спрятать?
– Дык… У меня ни кола ни двора! – развел руками Отрепьев. – И кому верить после сегодняшнего, уж и не знаю…
Прокопий в ответ только пожал плечами.
– Ладно, – кивнул писарь и побежал за сеном.
Князь Василий Шуйский умел следить за порядком и поддерживать дисциплину. Сказал: конец бунту – и его холопы мгновенно остановили развлечение, а непонятливых чужаков взашей погнали из кремлевских дворцов. Немецкие алебардщики вернулись на посты, готовые храбро защищать все входы и выходы от чужаков. Они уже получили уверения в сохранении прежних окладов, а потому стали преданы князю Шуйскому так же крепко, как царю Дмитрию Ивановичу. Выживших ляхов отвели обратно во дворец, у польского посольства появился крепкий караул, отряды в броне и с оружием прошли по городу, выгоняя грабителей из разоренных городских дворов и ставя везде охрану. Уже к полудню в столице воцарился полный покой.