Потом были выезды по окрестным монастырям и известным храмам, охоты соколиные, загонные и медвежьи – и пиры, пиры, пиры…
Между тем в эти самые дни в Орел, в ставку царя Дмитрия Ивановича со всех краев необъятной православной Руси ехали посланцы. Убедившись, что видят перед собой истинного государя, сына Ивана Васильевича, они соглашались принять его власть: его суд, его законы, его право раздавать и изымать поместья, призывать ополчение на службу и получать тягло – налоги. Так неспешно, без грохота битв и шумных переворотов под руку законного правителя вернулись Псков и Великие Луки, Ивангород и Астрахань, Муром, Касимов, Арзамас, Суздаль, Углич, Кострома, Владимир и многие десятки других городов. К венчанному царю стали переезжать дьяки государственных приказов, князья, церковные иерархи, переходить ратное ополчение. В помощь державному другу прибыл со своими холопами знатнейший польский магнат князь Адам Вишневецкий, а вместе с ним – пан Тышкевич, пан Лисовский, пан Валавский. Причем все шляхтичи – со своими сотнями.
Весной государь Дмитрий наконец-то двинулся к своей столице.
Первым ему распахнул ворота Зарайск – разумеется, добровольно, без единого выстрела. Правда, этому попытался помешать стоящий неподалеку отряд рязанских бояр, присланный изменником Прокопием Ляпуновым, но почти весь полег под саблями польских наемников. Потом царские войска впустили Михайлов и Коломна, а Тула, которую князь Василий Шуйский осаждал больше полугода, встретила вернувшегося законного государя крестным ходом и хлебом-солью. Возле города Болхова перед Дмитрием Ивановичем частью разбежалась, а частью присягнула на верность перекрывающая путь на Москву шуйская армия. Дальше под руку Дмитрия перешли сам Болхов, Калуга, Звенигород и Можайск.
За Можайском навстречу правителю всея Руси вышла еще одна наспех собранная князем Шуйским армия, каковая… Внезапно развернулась и ушла обратно в столицу[23].
Продолжая охватывать свою столицу в кольцо, двадцать пятого июня государь Дмитрий Иванович выехал на Ходынский луг. Никаких сражений уже никем не ожидалось, а потому царская свита выглядела достаточно беспечно. Большинство всадников скакало без брони, хотя и с саблями на поясах. Кто-то в кафтанах, кто-то в ферязях. Царь и едущий справа от него князь Адам Вишневецкий – так и вовсе в переливчатых шелковых рубахах. Родовитость обоих позволяла мужчинам обходиться без показной мишуры, заменяющей знатное происхождение простым шляхтичам и боярам.
Однако надо признать, перед свитой шло, развернувшись к сече, три сотни казаков и две сотни польских гусар, за свитой – три сотни боярских детей. Так что добраться до лакомой добычи возможному ворогу оказалось бы весьма, весьма непросто.