– Уильям, похвально, что ты бросил все силы на историю, но все же это и твое упущение.

Маунтбеттен, в отличие от меня, даже не пытается оправдаться:

– Через неделю она сдаст работу.

– Через три дня, – чеканит Мак-Тоули. – Ты должен был заняться решением этого вопроса гораздо раньше. Ответственность, Уильям. Тебе знакомо это слово? – И она снисходительно смотрит на нас обоих.

Открываю рот, чтобы сказать, что ответственность за мою учебу лежит только на мне и ни на ком другом… но Уильям кладет руку мне на бедро и аккуратно сжимает его. Горячая волна пробегает по телу.

– Я вас понял. – От его голоса бегут мурашки.

– Искренне надеюсь, – хмыкает Джоан.

Я благодарна столу, который скрывает ладонь Маунтбетенна. Моя шея краснеет, щеки горят. Делаю короткие вдохи, но успокоиться не получается.

Мак-Тоули поглядывает на металлические часы на хрупком запястье левой руки:

– У меня важная встреча. Рада была с вами пообщаться.

Старушка последний раз оглядывает нас и отходит от нашего стола неторопливой походкой.

– Ей нравится вас унижать, – тихо говорю я.

Вспоминаю, как она общалась со Шнайдером и Гойаром. В каждом слове таилась власть, а в предложениях – скрытое и не совсем завуалированное унижение.

– Многим женщинам такое по нраву. – Уильям пристально заглядывает мне в лицо.

По нраву… Британское произношение и слово, выпавшее из романа Джейн Остин, – этого достаточно. От волнения во рту пересыхает.

– Дыши, Ламботт, – хмыкает Уильям и медленно ведет ладонью вдоль моего бедра.

Сжимаю губы в тонкую линию:

– Тебе нравится издеваться надо мной?

– Самую малость, – отвечает этот наглец и убирает руку. – Я взгляну на твою работу по искусствоведению?

Молча киваю и упираюсь взглядом в экран. Чувствую его горячий взгляд, но не поворачиваю головы. Сердце все еще колотится в груди как ненормальное.