– Сказала же, что не хочу знать подробностей.
Однако Шнайдер делает вид, что не слышит меня:
– Но только спонсором таблеток был как раз Ник, которого исключили за любовь к этому виду удовольствия.
– Он чуть не умер, – напоминаю я.
От воспоминаний о случившемся волосы встают дыбом.
– Зато сейчас живее всех живых, – хмыкает Шнайдер.
Его телефон вновь звонит. На экране загораются сообщения, в которых Бена посылают всеми возможными способами.
– Бедненький, – наигранно сокрушается рыжий. – Соскучился по нам! – Он нажимает на микрофон и записывает голосовое: – Ники, детка! Я все думал, с кем пойти на бал. И решил, что обязан пригласить самую уродливую мордашку, которую когда-либо видел. Ты в деле? – Шнайдер отправляет послание и подмигивает мне. – Чего такая тухлая, Маленькая стипендиатка?
– Ты невыносим.
– И неисправим, – подсказывает он. – Вообще во мне скрывается много «не».
Шнайдер салютует мне на прощание и походкой кинозвезды спускается на тропинку. Идущие мимо него мадемуазели чуть не падают в обморок. Бен купается в их внимании и каждой дарит свою фирменную фальшивую улыбку. Я смотрю ему вслед и думаю: действительно неисправим. Невыносим. И много-много других «не»…
– Надеюсь, он тебя больше не достает. – Голос над моим ухом застает меня врасплох.
Я подпрыгиваю на месте. Оборачиваюсь и смотрю на Уильяма во все глаза.
– Ты ходишь как привидение! – в сердцах выпаливаю я.
Уильям хмуро интересуется:
– Чего хотел Шнайдер?
– Ничего, – отвечаю я, пытаясь справиться с волосами. Ветер поднялся сильный и развевает мои локоны в разные стороны.
Маунтбеттен, прищурившись, изучает меня. Стойте, это что – ревность?