– О чем вы говорили?

– На самом деле мы не разговаривали. Разговаривал я. С ней.

Он молчит и смотрит на меня. У отца глаза интересного серого оттенка, кожа вокруг них морщинистая от возраста и времени, проведенного на солнце. Он смотрит на меня, и в его глазах стоит тысяча вопросов, хотя вслух он не задает ни одного.

– Я так долго на тебя злился, – напоминаю я ему, – вымещал весь свой гнев на тебе, потому что ты был здесь, а ее не было, но ты этого не заслуживал. У нее было слишком много власти над моей жизнью, и я устал. Я хотел вернуть контроль.

Его серые глаза обретают слабый блеск.

– Ты имел полное право на меня злиться. Она ушла из-за меня.

– Нет, это не так. Причина, по которой мама ушла, – это она сама, но ты остался, а я не смог отблагодарить тебя за это.

Он опускает голову.

– Прости, что злился на тебя все эти годы. Я думал только о своей боли и оказался не в состоянии понять, что ты делал в то время. Я чувствовал себя покинутым вами обоими, но тебя не было рядом, потому что ты стал больше работать, следя за тем, чтобы моя жизнь не изменилась. Хоккей стоит недешево, но я благодаря тебе не пропустил ни одного турнира. Ты оплатил учебу Линдси в университете. Ты заботился о том, чтобы у меня было хорошее жилье. Я никогда не голодал. У меня было все, что нужно, а я не поблагодарил тебя за это.

Он кивает, не поднимая глаз.

– Так что спасибо тебе, папа.

Он быстро вытирает мозолистыми кончиками пальцев круги под глазами.

И наконец папа поднимает на меня взгляд:

– Я знаю, я не был тебе тем отцом, каким был до ее ухода, но я пытался. Действительно пытался, Эван.

– Я знаю.

– Мне было по-своему больно, но в то же время я чувствовал вину за то, что меня не хватило на то, чтобы заставить твою мать остаться. Я чувствовал, что именно из-за меня она бросила тебя, поэтому иногда мне было сложно прийти домой и смотреть на тебя. Я думал, ты меня ненавидишь, и я ни капельки тебя не винил.

Черт, теперь у меня печет глаза.

– Я никогда не ненавидел тебя, папа. Ты был нужен мне тогда, и я до сих пор в тебе нуждаюсь.

Суровый и порой холодный мужчина смотрит на меня с противоположной стороны стола, его лицо смягчается, стена мужества рушится, и его глаза наполняются слезами.