– Вполне.

– Пап, я… Спасибо, но это слишком…

– Нет, не слишком. Для такого события это даже скромный подарок.

– Спасибо, пап.

– Не за что, утенок. Надеюсь, ты счастлива?

– Очень. Как никогда. – Я точно знала, что папа сейчас улыбается. – Ладно, я уже подъехала, завтра созвонимся.

– Пока, утенок, люблю тебя.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы перебороть барьер, который еще не разрушился полностью.

– Я тоже… тебя люблю, пап.

Папа положил трубку, и я вышла из такси напротив дома Грега.

Волнение колючими льдинками впивалось в мою кожу.

Мы не виделись и не разговаривали с мамой два месяца. В первые недели она пыталась поговорить со мной, часто звонила и приезжала в кампус, но я была не готова смотреть в глаза женщине, которая лгала мне на протяжении восьми лет, втаптывала в грязь мою самооценку и привила страх доверять людям. А все потому, что боялась рассказать правду и признать свои ошибки.

Тем не менее я понимала, что если продолжу игнорировать маму, то только уподоблюсь ей. Мне было сложно простить ее, и я пока не пришла к этому, но решила сделать первый шаг. В конце концов, с моей стороны было бы жестоко переехать в Нью-Йорк и не попрощаться с ней.

Я сделала глубокий вдох и пересекла внутренний дворик. Когда я открыла дверь, на меня повеяло ароматом моего любимого клубничного пирога, который мама пекла в особенные дни. У меня в груди заворочалось странное чувство, которому я никак не могла дать определение.

Мама в старом переднике суетилась на кухне, но ее волосы были завиты, словно она собиралась встречать гостей. Неужели они с Грегом планировали романтический ужин? Или ждали кого-то еще?

Неприятное ощущение в груди все разрасталось. Казалось, я пришла совсем не вовремя.

Услышав мои шаги, мама резко обернулась:

– Айви? – Она выглядела взволнованной, но не удивленной. – Здравствуй, дочка.

– Привет.

Мама стояла возле плиты и нервно вытирала руки о передник. Я же теребила петли на поясе джинсов и не знала, что сказать. Наконец в голову пришла одна мысль, и я задала вопрос: