– Я не могу сказать, что я думаю, пока не узнаю, чего ты хочешь, – раздраженно отрезала Клэр. – Если ты прямо скажешь, чего ты хочешь, я скажу, что, по-моему, тебе следует сделать.

– Я хочу получить Джеймса Нолана, но не уверена, что нужна ему, поэтому, если надежды нет, я хочу вернуть Мартина. Как, по-твоему, это звучит? Достаточно прямо и честно?

– А ты не хочешь немного побыть одна, позволить жизни идти своим чередом и в конце концов встретить другого мужчину?

– Нет уж, спасибо, – твердо сказала Джози.

– Но это и есть мой тебе совет.

– Я сказала, чего хочу. Легко давать советы и рассуждать о независимости, когда у тебя есть муж, ребенок, а еще на тебя пялится Джерри Дойл.

– Хорошо. Я отвезу тебя к нему домой, и ты подсунешь под дверь письмо: «Дорогой Мартин, я вела себя глупо. Наверное, хотела понять, насколько я тебе небезразлична…» Что-то в этом роде. Не надо заискивать, настойчиво извиняться, но ершиться тоже не нужно. Давай напишем письмо вместе, если хочешь…

– Я не думаю, что Джеймс Нолан когда-нибудь…

– Согласна. Я бы тоже не стала на это рассчитывать.

Две недели спустя Джози и Мартин купили кольцо, украшенное тремя бриллиантами.

– Ты гений, Клэр, – выдохнула Джози через несколько дней после помолвки.

– Да, так и есть, – согласилась Клэр.

К сожалению, Клэр не могла дать гениальный совет самой себе.

Она презирала женщин, которые заигрывали с мужчинами. В те пьянящие дни, когда они с Дэвидом были так влюблены, что Дублин казался им декорацией к спектаклю, они часто смеялись над кокетливыми позами женщин и подтрунивали над мужчинами, готовыми по глупости заглотить наживку. Они поклялись всегда рассказывать друг другу о собственных чувствах – прямо и без обиняков. Другому давалось десять минут, чтобы расстроиться, но после этого он или она должны были вспомнить, что их связывает истинная любовь, которая встречается раз в сто лет, и что откровенность является неизменным условием этих особых отношений.

Клэр задавалась вопросом, что выйдет, если они вернутся в Дублин и будут снова носиться в пальто под дождем. Зимой и весной тысяча девятьсот шестидесятого года им было легко разговаривать, зимой и весной шестьдесят второго они утратили это навык.

Однажды она написала Дэвиду письмо. Длинное письмо, в котором вспоминала всю их предысторию. А перечитав, увидела, что оно напоминает список упреков и жалоб, – и порвала.

Клэр пыталась поговорить о своих чувствах с отцом Дэвида. Очень уклончиво. Но вскоре поняла: старик уверен, что между молодыми супругами все хорошо. Он признал, что после рождения ребенка Клэр какое-то время пребывала в подавленном состоянии и это было совершенно нормально с учетом всех обстоятельств. Теперь он не видел угроз семейному счастью сына. Разубеждать старого доктора Пауэра было жестоко и бессмысленно.