Не могу поверить в то, что наблюдаю здесь. Мы столько же времени хороним мертвых, сколько воюем с врагом. Прибыв на поле сражения, мы не видим земли – вся она покрыта трупами. Мудрые солдаты ожесточаются сердцем, но я этому не научился. И не думаю, что смогу, брат.

Земля истерзана, леса обгорели, а реки так переполнены пеплом с полей сражений, что вода загустела и еле-еле течет. Иногда мы натыкаемся на голубое озерцо или нетронутый уголок леса, и тогда я вижу, что Франция когда-то была прекрасна. Но теперь, увы, нет.

Нам сказали, что наш полк накрыло горчичным газом. Я дремал в окопе, сидя на собственной каске (лучше, чем в грязи!), и думал, что мы снова в монастыре, а сестра Тереза приготовила хлеб с айоли[68]. Но запах чеснока оказался ядом. Командир сказал нам, что нас задело только краешком, но солдаты думают по-другому. Я еще на себе ничего не ощутил, и это хорошо. Я курю не слишком много, поэтому еще могу чувствовать свои легкие.

Надеюсь увидеться с тобой в Риме весной, когда ты будешь произносить последние обеты. Думаю о тебе каждый день и шлю тебе свою любовь.

Чиро считал, что у солдата есть два способа выжить на войне. И в его полку были примеры того и другого.

Рядовой Джозеф де Диа ружье держал наизготовку, шлем носил ровно, смотрел всегда вперед, один его взгляд мог устрашить врага. Его должны были спасти сноровка и порядок.

А вот майор Дуглас Лейбахер. Он патрулировал окопы, как простой рядовой, и вызывал дружный смех у солдат, разговаривая с ними холодными французскими ночами. Майор Лейбахер, укрепляя дух бойцов, помогал им выиграть войну. Его спасала ясная цель.