– Как неожиданно! Неутомимая итальянка стыдится своей работы. Не могу в это поверить.

– Мне еще многому предстоит научиться, – сказала Энца.

Из гостиной донеслись аплодисменты и приветственные возгласы.

– Пришел, – сказал Вито.

Энца, Колин и Лаура вслед за ним направились в гостиную, прихватив бокалы.

Гостиная Дон Гепферт была переполнена, как церковь в день большого праздника. Гости обступили Энрико Карузо. Он стоял в центре комнаты, под люстрой, и упивался признанием, будто сладкими сливками из кофейной чашки. Вито протолкнул Энцу в двери, а Колин и Лаура пробрались за ними.

– Вы знаете, как я обожаю вас, всех и каждого. Хочу поблагодарить всех за тяжелый труд при постановке «Лодолетты»[69]. Мы с Джерри восхищены вашей самоотверженностью.

Джеральдина Фаррар подняла свой бокал:

– Спасибо всем вам за то, что мы так хорошо выглядели. И мне бы хотелось также поблагодарить американскую армию, которая быстро выполнила свою работу и указала немцам их место. (Раздались радостные возгласы.) Надеюсь, что тепло снова вернется под крышу нашей Оперы. Мы тоже внесли свой скромный вклад: печи топились еле-еле, чтобы можно было посылать уголь на фронт, и мне пришлось не раз обнимать Энрико во время спектакля, притворяясь, что это любовная сцена, хотя на самом деле мне просто нужно было об него погреться!

Карузо шел сквозь толпу, пожимая руки и обнимая костюмерш, а потом низко поклонился хозяйке в знак благодарности. Когда он проходил мимо Вито, тот шепнул маэстро на ухо: «Не забудьте о своих портнихах».

– Мои дорогие Винченца и Лаура, – сказал Карузо, обнимая сразу обеих, – вы были так добры ко мне.

Я всегда буду помнить ваши невидимые стежки и ваши ньокки.

– Работать с вами было большой честью, синьор, – сказала Энца.

– Мы никогда вас не забудем, – заверила его Лаура.

Карузо достал из кармана золотые монеты и вложил в руки девушек по одной.

– Не говорите никому, – шепнул он и двинулся дальше.

Энца посмотрела на монету. На золотом диске был выбит профиль Карузо.

– Настоящая! – ахнула Лаура. – Я куплю себе норку на манто.

– А я никогда не потрачу свою.

И это обещание Энца Раванелли держала на протяжении всей своей жизни.