Чиро стоял у красного обелиска, по железной каске струился дождь. Он сделал последнюю затяжку, отбросил окурок и зашагал ко входу в храм вместе с вереницей черно-белых монашек, шествовавших в стройном порядке к базилике. Чиро снял каску, поклонился монахиням и вошел с ними в собор. Улыбнувшись, он подумал о сестре Терезе, которая советовала ему искать именно черно-белых, если он будет чужим в незнакомом городе. Чиро везде теперь чувствовал себя чужим.

Он занял место на скамье позади монахинь. Они склонили головы в молитве, но Чиро смотрел по сторонам, разглядывая архитектуру собора – так, будто они были в церкви Сан-Никола и он прикидывал объем работы перед весенней уборкой. Жизнь его брата должна была вот-вот измениться навсегда, а туристы и паломники как ни в чем не бывало бродят по собору, останавливаясь помолиться около гробниц и рак с мощами. Все как обычно. В воздухе не чувствовалось ничего особенного.

Группа африканских священников в золотых одеждах прошла по левому трансепту и исчезла за главным алтарем. Чиро подумал, что Ватикан похож на огромный вокзал, где под одной кровлей собрались пассажиры, следующие в разные пункты назначения.

Вскоре левый неф заполнился священниками в коричневых францисканских рясах, подпоясанных белыми веревками. Чиро смотрел, как готовящиеся к рукоположению молча скользят мимо.

Вслед за коричневыми рясами двинулся хор алтарников, несших свечи в медных подсвечниках. За ними двумя длинными колоннами – кандидаты в белых накрахмаленных одеждах. Они заполнили капеллу Святого причастия справа от центрального нефа. Руки их были скрыты длинными развевающимися белыми рукавами, головы благоговейно склонены.

Чиро прошел к охраняемому стражей Ватикана канату, чтобы лучше видеть лица семинаристов. Он внимательно разглядывал их, одно за другим, пока наконец не отыскал Эдуардо, в ослепительно белом одеянии.

Чиро подобрался ближе, протянул руку поверх каната и дотронулся до ладони брата. Эдуардо улыбнулся ему, но два гвардейца уже схватили Чиро, оттащили его в боковой проход, а затем – в заднюю часть церкви. Он не сопротивлялся. Пусть хоть в Тибр бросят – он увидел Эдуардо в самый важный день его жизни. Только это и имело значение.

Чиро объяснил гвардейцам, что его брат сегодня принимает сан. Они сжалились и позволили ему смотреть из задних рядов.

Эдуардо распростерся на мраморном полу: руки крестом, лицо прижато к плитам; над ним склонился кардинал в рубиново-красном цукетто[70], совершая миропомазание. Когда брат встал, получив благословение, Чиро заплакал. Еще долго стоял он в церкви после церемонии, надеясь, что брат выйдет из ризницы в храм, чтобы положить на аналой Библию, приготовить чашу для Святого причастия и зажечь свечи к мессе, как это много раз бывало в Сан-Никола.