– И даже когда она была фараоном, то именовалась как Первая из благородных дам. И во всех текстах применительно к ней используются местоимения женского рода.

Уайетт уткнулся носом в мою шею и принялся стягивать с меня штаны:

– Мне нравится, когда ты строишь из себя феминистку.

Шлепнув Уайетта по руке, я продолжила:

– Она также построила гигантский погребальный храмовый комплекс Дейр-эль-Бахри и возглавила торговую экспедицию в легендарную страну Пунт, которая была гигантской…

– Кстати, кое о чем гигантском…

– …но все это не имело никакого отношения к ее полу. Это то же самое, что иметь женщину-президента и утверждать, будто всеми своими достижениями она обязана не лидерским качествам, а исключительно гендерным признакам.

– Хатшепсут свое дело туго знала. – Взяв мое лицо в свои ладони, Уайетт поцеловал меня.

Когда мы наконец разомкнули объятия, я дышала с трудом.

– У тебя что, какие-то проблемы с умными, амбициозными женщинами, туго знающими свое дело?

Уайетт перекатил меня на себя.

– Ты ведь в курсе, что под каждой сильной женщиной находится очень, очень счастливый мужчина, – прошептал Уайетт.

Мне нравилось, что мы могли глухой ночью посреди пустыни спорить о египетских царях и царицах. Нравилось, что не нужно объяснять Уайетту, кто такая Хатшепсут. Нравилась физика наших отношений, а именно то, что наши споры были такими же бурными, как и наши оргазмы. Нравилось, что с Уайеттом я всегда чувствовала себя словно в минуту затишья перед грозой.

Я любила Уайетта.

Думаю, та ночь врезалась мне в память именно потому, что я впервые себе в этом призналась, но вместо паники или смущения у меня возникло теплое, как фланелевое одеяло, уютное чувство правильности сделанного выбора. Будто после ночной метели я посмотрела утром в окно спальни и, увидев изменившийся до неузнаваемости ландшафт, сразу поняла, что сердце непременно выведет меня на верную дорогу.

Я запомнила ту ночь еще и потому, что утром мы проспали. Подскочили, точно ошпаренные, и опрометью бросились бежать в сторону Диг-Хауса, чтобы успеть вернуться до того, как встанут его обитатели. Но когда ввалились на кухню, остальные пять аспирантов и профессор Дамфрис уже вовсю завтракали.

– Хвала богам, – не отрывая глаз от своего кофе, произнес Дамфрис. – Теперь мы можем больше не притворяться, будто не знаем, чем вы двое тут занимаетесь.

Я так сильно покраснела, что мое лицо, казалось, вот-вот расплавится. Пробормотав нечто нечленораздельное, Уайетт протянул одеяло Хасибу и опустился на стул рядом с моим. Мы боялись касаться друг друга. Мы боялись даже дышать.