– Да ничего особенного. Обычный обеденный стол и скамейки…
– Они очень красивые, – перебила меня Синди. – Просто потрясающие! Я никогда не видела ничего подобного. Из чего они?..
– Из ядра сосны. Года два назад мы с Чарли разбирали один старый амбар, очень похожий на твой, только постарше. Я думаю, он был построен где-то в сороковых годах восемнадцатого века. У меня сохранилось несколько досок, и я решил пустить их в дело.
Глаза Синди широко открылись, и в них стояли слезы.
– Вот смотри, вся конструкция держится на шипах. В этом столе нет ни одного гвоздя. Столешница, ножки, уголки – все соединено с помощью выступов, которые входят в специальные пазы.
Синди медленно провела пальцами вдоль ребра столешницы. Я видел, что она изо всех сил старается не заплакать. И все же она не выдержала; слезы отчаяния и безысходности хлынули у нее из глаз, плечи затряслись от рыданий.
Я опустился на скамью рядом с ней, чувствуя себя довольно неловко. Я не знал, что делать: можно ли обнять ее за плечи, или лучше вообще к ней не прикасаться? Синди решила эту проблему за меня. Крепко прижавшись ко мне, она спрятала лицо у меня на груди.
– Риз! – всхлипывала она. – Риз!.. Честное слово, мне совсем не жаль моих вещей! У меня все равно ничего не было, но Энни… Она ведь едва жива, в чем только душа держится!.. – Синди резко выпрямилась. – Почему, Риз?! За что?!
На это я даже не пытался ответить.
Минут через десять рубашка у меня на груди была мокра насквозь, но источник слез уже иссяк. Синди снова села прямо и покачала головой.
– Я стараюсь быть сильной, Риз, очень стараюсь, но ведь есть же пределы того, что человек способен вынести… Сначала умерла моя сестра, потом начались проблемы с Энни, а теперь еще и дом затопило. Просто не представляю, сколько еще я смогу выдерживать!
Я не перебивал. Синди демонстрировала классические симптомы, свойственные всем родственникам ожидающих пересадки сердца пациентов. Эти люди терпят, страдают и мучаются вместе со своими близкими, и Синди не стала исключением. И она была абсолютно права: свалившееся на нее бремя она тащила одна, и тащила слишком долго. Она работала на двух, а иногда и на трех работах, отказывала себе во всем ради Энни, и сейчас ей казалось, что все было зря, что ее жертва оказалась напрасной. Или вот-вот окажется таковой… Ну и конечно, она боялась остаться в одиночестве, если операция окажется неудачной и девочка не выживет.
– Пойдем-ка… – промолвил я, и мы вышли на причал. Там уже сидел Чарли; он только что переплыл на мою сторону, и по его коже стекали капельки воды. Рядом с ним растянулась на теплых досках мокрая до последней шерстинки Джорджия.