Да, не раз и не два я убеждался, что мой бывший коллега – врач милостью Божией. Можно сказать, идеал врача. Его умение подойти к больному, профессионализм, огромные, умелые руки, открытая улыбка и негромкий ласковый голос сделали его любимцем больных и персонала. «Душка Ройер», как называли его многие… В самом деле, за годы, что я проработал в этой больнице, мы с ним не сказали друг другу ни одного сердитого слова, и даже во время операций, когда напряжение витало в воздухе, ни я, ни он ни разу не повысили голоса, не нахмурились, не говоря о том, чтобы прикрикнуть или проявить гнев и досаду как-то иначе. Друг друга мы всегда понимали с полуслова, а то и вовсе без слов. Работать с Ройером было все равно что грести с Чарли: четкий ритм, полная согласованность движений, взаимопонимание на уровне инстинкта – такое действительно встречается исключительно редко, и сейчас я невольно подумал о том, как же мне повезло и как мне этого всего, оказывается, не хватает.

Ройер вышел из комнаты, а я выбрался из укрытия в углу и пересел на стул у изголовья Энни. Сейчас я больше всего жалел, что у меня нет с собой последнего письма Эммы.

Спал я, как всегда, скверно, урывками, и не потому, что на стуле мне было неудобно. Мне мешал уснуть мой навязчивый кошмар – сон, который повторялся снова и снова: чем больше воды я выливал на истекающее кровью тело, тем тяжелее становился кувшин в моих руках, и очень скоро я оказывался не в силах его удержать. Но когда первые лучи солнца проникли в комнату и упали мне на лицо, меня вдруг осенило. Я понял, что не давало мне уснуть. Это была простая и в то же время весьма важная мысль – что-то, что я когда-то знал, но ухитрился забыть, хотя обещал Эмме, что буду помнить об этом всегда.

Да, человеческое сердце – орган поразительный и таинственный. Да, его свойства – как известные, так и до сих пор не изученные и не объясненные – достойны удивления и восхищения, но любой кардиохирург вам скажет: ни одна трансплантация не дает врачу ни малейшей возможности решать, какие чувства и эмоции он хотел бы пересадить пациенту вместе с сердцем. Это вам не Мистер Картофельная Голова,[77] тут все гораздо сложнее. Коли решился на пересадку – смирись с последствиями и будь готов к тому, что вместе с огромной радостью можно получить и великую печаль. Наверное, только в ресторане можно отрезать от бифштекса жир, если вы его не едите, а вот в жизни сладкое и горькое часто идут в комплекте.

Пациентам, которым пересадили новое сердце, везет по крайней мере в одном: они могут быть абсолютно уверены, что больше никогда в жизни не будут страдать от боли в сердце – физической. Во время трансплантации хирург рассекает все ведущие к сердечной мышце нервные окончания. Несмотря на современный уровень развития медицинских технологий, восстановить эти нервные окончания, заново подключить их к донорскому сердцу нельзя. Артерии можно сшить, нервные ткани – нет. И хотя пациент продолжает испытывать сильные эмоции и чувства, они не отягощают его сердце болевыми ощущениями.