После смерти Эммы я стал пользоваться своим вторым именем, во-первых, потому что с ним мне было легче спрятаться, затеряться, а во-вторых, потому что так Эмма называла меня, когда мы оставались одни.
Я прошу тебя только об одном: не забывай, что я не одна на свете. Есть и другие. Нас много, и каждая из нас плачет: «Со мною будь в часы тоски, // Когда светильник догорает, // Биенье жизни замирает // И с силой кровь стучит в виски. // Со мною будь в печальный миг, // Когда в душе слабеет вера, // И жизнь – зловещая мегера, А время – хилый гробовщик»[79]. Сделай это, Риз! Сделай это для меня и для многих других, таких же, как я – ради всех, кто плачет на нашем подоконнике, словно тоскующий кардинал. Я люблю тебя. Твоя Эмма».
Я спустился вниз и взял из дровяного сарая все необходимое, чтобы построить маленький кораблик. Я укрепил мачту, приладил парус, облил палубу бензином для зажигалок и, бережно поставив корабль на воду, оттолкнул от причала. Крошечное судно качнулось и, подгоняемое ветром, быстро заскользило по воде. Скоро оно достигло реки и, увлекаемое течением, повернуло на юг, навстречу яркой луне. Мой кораблик был уже в нескольких сотнях ярдов от берега, когда свеча догорела и бумажный парус взметнулся ввысь оранжевым огненным языком. Пламя забиралось все выше, потом рассыпалось крошечными искрами и погасло, кануло в черную воду озера.