Ройер усмехнулся, а мне вдруг показалось, что мы с ним расстались только вчера и что не было этих пяти лет, в течение которых мы даже ни разу не поговорили по телефону.

– Знают, конечно, – сказал он. – Вот что, Риз… Давай-ка лучше я слетаю в Техас, а ты побудь с Энни. Пусть твое лицо будет последним, что увидит девочка перед тем, как подействует наркоз.

– Ладно. Что-нибудь еще?

– Я передал в Техас, какие антибиотики использовать и как обращаться с телесными жидкостями. Сейчас я жду результаты анализов мочи и замеры центрального давления. Перезвоню тебе через пять минут.

Я дал отбой и достал из шкафа старый хирургический костюм. В последний раз я надевал его много лет назад, и теперь он сидел на мне довольно свободно. Брюки висели мешком, но, к счастью, не сваливались.

Пока я рассматривал себя в зеркале, в дверь постучали, и в комнату вошла Синди. На ней была старая мужская пижама – теплая, мягкая и на вид очень уютная. Бросив быстрый взгляд на телефон, который я оставил лежать на столе, Синди посмотрела на меня, и я поднял руку, предупреждая возможные вопросы.

– Звонил Ройер, – сказал я. – Есть кое-какие новости, но мы пока ничего не знаем точно. Возможно, ложная тревога. Я, кажется, уже говорил: звонок по этому телефону еще ничего не значит. Каждый раз, когда появляется донорское сердце, вероятность того, что оно нам не подойдет, очень велика. Не забывай об этом и не позволяй себе волноваться.

– А ты, значит, не волнуешься?.. – Синди сжала руки и кивком показала на мой костюм. – Поэтому ты переоделся?

Я слегка пожал плечами.

– Лучше предусмотреть все варианты. – Я тоже посмотрел на телефон, всей душой желая, чтобы он зазвонил, и через пять секунд действительно раздался звонок. Синди подпрыгнула от неожиданности, а я бросился к столу и нажал клавишу приема.

– Да?..

– Желудок и почки функционируют нормально, серологический анализ на гепатит и СПИД отрицательный. Похоже, девушка в полном порядке, так что можно начинать.

– Дофамин делали?

Дофамин я всегда считал замечательным средством. Будучи введен в тело донора, он заставлял сердце сокращаться чаще, повышая давление и обеспечивая приток крови к мозгу. Правда, слишком высокая доза могла повредить сердечную мышцу, но специалисты очень редко допускали подобную ошибку.

– Сейчас ей колют небольшую дозу, но, когда начнут вводить регидратационный раствор, инъекции прекратят.

– Так, на моих сейчас… – я посмотрел на часы и вытянул кнопку, готовясь перевести стрелки, – без трех минут два.

В телефоне я услышал щелчок браслета ройеровской «Омеги». В течение следующих шести часов нам предстояло координировать наши действия каждые полчаса – и с максимальной точностью.