– Семнадцать лет. Боже. – Боль в его голосе душераздирающая, и мне даже слушать это тяжело. Риггс глубоко вдыхает. Берет эмоции под контроль. – Я пытаюсь использовать эти сравнения в своих интересах, но, черт возьми, они дико бесят. В безрассудстве иногда нет ничего плохого. Не оно приводит к авариям. – Он поднимает голову и встречается со мной взглядом, в котором по прошествии стольких лет все еще читается печаль. – Мы все безрассудны. И должны быть такими, чтобы заниматься этим видом спорта, иначе никогда не достигнем успеха. Хватит использовать это слово в негативном ключе. И пора перестать позорить моего отца, который был выдающейся фигурой на трассе. Его должны уважать за достижения и личные качества, а не судить вечно за ошибки.

Его голос дрогнул, и я чувствую, как мое сердце сжимается.

У меня есть папа. Он был опорой всю мою жизнь. Как же мне повезло, что я могу это сказать! Как невероятно наивно с моей стороны принимать это как должное. Как глупо было задумываться о том, чтобы отказаться от возможности работать с ним, когда кто-то вроде Риггса убил бы за такой шанс?

Девять лет, проведенных с отцом, ни одному ребенку не будет достаточно.

Но это все, что есть у Риггса.

Боже, как же мне повезло иметь возможность проводить с папой больше времени.

– Расскажи о нем. О том, что люди не знают. Я хочу его узнать.

Его улыбка – самая искренняя, какую я только видела. Она озаряет его лицо и глаза и делает их завораживающе прекрасными. Любовь к человеку, которого он, вероятно, едва помнит, все еще живет. Видимо, и благодаря стараниям мамы в том числе.

– Сахарная вата, – начинает Риггс, – я брал упаковку двух цветов – розового и голубого – и ел по очереди. Старался отщипывать по кусочку на круг, чтобы перед финишной чертой оставался еще один. Когда папа выходил из машины, он подбегал ко мне и очень крепко обнимал. Я отдавал ему последний кусочек ваты, и он говорил, что победа очень сладка.

Я позволяю ему вернуться к этим воспоминаниям, пока мы сидим в тишине, держась за руки.

– Он постоянно путешествовал по работе, но мне всегда казалось, что он каким-то образом был рядом. Не знаю, как он умудрялся, но так и было. Мы были вместе не только в дни рождения. Но и на школьных мероприятиях, ярмарках, ходили в кино по понедельникам, – Риггс улыбается. – Боже, он обожал смотреть фильмы.

– Какой ему нравился больше всего? – спрашиваю я, чтобы поддержать разговор. И сохранить на его лице эту прекрасную, горько-сладкую улыбку.

– «Назад в будущее». Мы могли процитировать все три части от и до. Смотрели их как минимум раз в месяц. Папе нравилась сама идея того, что можно вернуться в прошлое и исправить ошибки. А маме просто нравился Майкл Джей Фокс.