Разве не это говорил мне Риггс?

Она должна исцелять. Должна наполнять. Делать тебя целым.

– Это из-за прозвища, да, Гаечка? Мне кажется, ты его так ненавидишь, что пока не готова к взаимности.

Я кашляю сквозь всхлипывания и вытираю слезы с лица.

– Нет. Прозвище идеальное. Как и ты.

Напряжение в груди уходит, на его место приходит любовь. Такая сильная, что трудно в нее поверить. Но как только начинаешь доверять ей, то осознаешь – она действительно реальна.

– Мы крышесносная пара. Мои раны излечили тебя. А твои – меня. Теперь пришло время дать им зажить. Чтобы даже шрамов не осталось.

Я обнимаю Риггса и снова целую. Я отдаюсь этому процессу целиком. Не могу насытиться прикосновениями, чувствами и моментом.

Я обхватываю его лицо руками и знаю, что моя улыбка выглядит так же глупо, как и его.

– Когда ты понял?

– Понял что? – он делает вид, что не понимает вопроса.

– Что любишь меня.

– Это была ночь, когда я пьяный заснул у тебя на диване. Ты решила, что я вырубился, и вернулась в гостиную. А затем заглянула под одеяло, чтобы посмотреть на мой член.

– Я не делала этого! – Я хлопаю Риггса по груди, а он просто обнимает мои запястья и целует внутреннюю часть ладоней.

– Нет, но ты об этом думала. – Он смеется. – На самом деле, я не могу сказать, когда конкретно понял, что влюблен. В один момент мы просто целуемся в баре, а в следующий – ты уже была повсюду. И мне это нравилось. Ты меня покорила. И весь мой календарь прекратился в сердечки.

– Придется обзавестись новым.

– Нужно сразу приобрести пожизненный запас, – шутит он, и я смеюсь, прикасаясь к нему губами.

– С удовольствием разукрашу и его тоже.

– Хорошо. – Риггс решительно кивает. – У меня есть кое-что еще для тебя.

Он достает пакет сахарной ваты из своего рюкзака.