– Вы согласны, дети? – спрашивает папа, делая издевательский акцент на последнем слове.

Я киваю. Сойер же, прислонившись плечом к стене, смотрит в пол, и создается впечатление, будто он не слышал и половины разговора.

– Сойер, – дрожащим голосом зовет Скарлетт. – Даже не вздумай решать эту проблему самостоятельно, слышишь? Я знаю твои силовые методы. Ты только усугубишь ситуацию. Позволь нам помочь.

– Я не хочу бежать с жалобой к директору. Это смешно.

– Смешно? А будет ли смешно отрабатывать наказание на общественных работах? Будет ли смешно, если из-за этого ты вылетишь из школы и потеряешь шанс на получение стипендии? Будет ли смешно, если ты застрянешь в Гамильтоне, как я, и, не дай бог, начнешь злоупотреблять алкоголем? И все ради чего? Ради мордобоя вместо разговора! Ну сколько раз я просила тебя не лезть в драку! Так сложно было продержаться один учебный год?

Всхлипнув, Скарлетт запускает пальцы в волосы и, сжав виски, делает глубокий вдох, а затем поднимается.

– Хорошо, если тебе нужна кровь, то я пойду и сама изобью этого мальчика.

Сойер то ли усмехается, то ли фыркает, и это срабатывает как спусковой крючок для его матери: накрыв лицо ладонями, миссис Вуд беззвучно плачет, и ее плечи без остановки трясутся.

Сойер в секунду оказывается рядом и обнимает маму. В его руках Скарлетт смотрится до смешного крошечной и хрупкой.

– Мам, ну ты чего? Эй, перестань, – успокаивает он, поглаживая ее по голове. – Хорошо, сделаем, как ты хочешь. Только не плачь, ладно?

– Ты не относишься к этому серьезно, в этом и проблема. Я не выдержу, если ты по глупости потеряешь возможность учиться там, где хочешь. Боюсь, что я правда не выдержу.

Последние слова она повторяет твердо, почти озлобленно, и каждый в этой комнате понимает, что Скарлетт говорит о трезвости. Она не готова к новому стрессу и переживаниям, и она сможет приглушить это, только залив алкоголем.

– Я тебя услышал. – Сойер утирает с ее щек слезы. – К директору – значит, к директору.

– Не надо плакать, все будет хорошо. – Поднявшись, папа протягивает Сойеру руку. – Только без глупостей, сынок, договорились?

Кивнув, он жмет ладонь, и папа похлопывает его по плечу.

– И спасибо за то, что всегда защищаешь ее.

Родители выходят за дверь, и мы остаемся вдвоем. В комнате такая напряженная обстановка, что, боюсь, если зажечь здесь спичку, дом взорвется ко всем чертям.

Обняв себя за талию, я подхожу к Сойеру. В голове сотни мыслей, но я не могу вытащить даже одну, чтобы сказать что-то внятное и имеющее смысл.

Какое-то время он смотрит в пол, а затем поднимает взгляд. Суровый и холодный.