Пайпер вырубается моментально, как только голова касается подушки. Гэри обнимает ее покрепче, зарывается носом в волосы, слушает размеренное дыхание. Это так здорово – засыпать рядом с ней.
Он точно сделал в жизни что-то хорошее, за что ему досталась лучшая девчонка в мире. Которая не просто не ушла, узнав о нем даже то, что ему самому в себе не нравится. Она осталась помогать и погрузилась в его дела с головой.
Без нее не получилось бы. Он всю жизнь так и просидел бы с одной несчастной зацепкой, пытаясь крутить ее, но не улавливая сути. Когда Пайпер говорила, что умеет искать людей, она не врала: столько всего перепробовала, не сдавалась, даже когда он уже был готов.
Гэри не выдерживает: он тянется поцеловать Пайпер в макушку, чтобы хоть как-то дать выход всей благодарности, что сейчас бурлит внутри. Он такое раньше не чувствовал. Даже думал, что не умеет. Но тогда просто Пайпер не было.
Ему это до сих пор в новинку, то, что она с ним делает. Обычно внутри сталь, а посмотрит на Пайпер – хлебный мякиш. Даже пугался поначалу: вдруг эти странные чувства сделают его нюней. Нет, чушь, с ней он становится только сильнее. От всего того, что валится снаружи, можно было давно спиться, но она держит в реальности. Напоминает постоянно, ради кого стоит держаться и рыть дальше.
Он зажмуривается и надеется быстро отключиться, но через полчаса понимает, что сон не идет. В голову начинают лезть мысли – тягучие, неприятные. Как мазут, они заливают все теплое внутри черным.
«Ты изменишься, когда убьешь его?»
Этот вопрос до сих пор не выходит из головы. Что может поменяться? Станет ли Гэри и сам жестоким, как отец? Или это вообще поставит их на одну ступеньку? По сути, выходит так: если он убьет убийцу, самих убийц в мире меньше не станет. Просто один заменит другого.
Гэри надеется, что просто испытает долгожданное облегчение. Мерзкая рана внутри наконец затянется. Перестанет болеть, зудеть, напоминать о себе. Взять и сделать, бросить и забыть. Сколько лет он шел к этому? Планировал, что как только все закончится, жизнь станет нормальной. Он женится, сможет наконец подумать о детях. Тридцать лет – это же самое время, да?
У него никогда не было сомнений. Ни одного дня за двадцать два года, он даже в Марокко ехал спокойно – хотя нет, в предвкушении. Но теперь, на настоящей финишной прямой, он не может уснуть. Лежит, слушая вздохи и мычание Пайпер, которой снится что-то про ее игры, и она опять с кем-то ругается.
Он тревожно вглядывается в темноту. Пытается прислушаться к себе, но там то молчание, то слишком много разных голосов.