Кожа ремня тут же обтягивает шею, но это сопровождается поцелуями, которыми Том покрывает плечи Кэтрин. Ощущения сбиты с толку, и в голове панически кричат остатки здравого смысла, но их вскоре затыкает возбуждение. Ремень кажется ошейником, которым ее помечают. Ощущать собственную принадлежность кому-то, словно ты вещь, должно быть унизительным, но… Это включает в ней совершенно другую Кэтрин.

Томас Кристофер Гибсон определяет ее судьбу, пока ей самой запрещено даже двигаться. Передавая право на это человеку, в котором она не сомневается, Кэтрин впервые чувствует себя настолько легкой.

Пальцы скользят по ее телу, удовольствие сопровождается болью, каждая клетка кожи горит от прикосновений рук Тома, его губ, зубов, одежды, ремня…

– Сегодня ты вела себя плохо, – плывет в голове его голос. – Очень, очень плохо, Кейт.

– Да, – отвечает она, принимая свою судьбу, – ты прав.

Ремень, еще секунду назад использовавшийся для ласки, хлестко опускается на ее бедра, заставляя вздрогнуть. Кэтрин полной грудью вдыхает пропитанный запахом металла воздух, с трудом замечая собственное головокружение. Том вынуждает ее опуститься на стол локтями, и эта опора – единственное, что не дает окончательно рухнуть вниз.

Хотя она предпочла бы видеть его лицо, замечать, как в глубине глаз клубится темным, порочным дымом возбуждение – ведь не одной ей нравится… Еще один удар ремнем, и Кэтрин наконец не может сдержать стон. Это плохо, что ей хочется еще больше боли?

Желание исполняется. После по широко расставленным ногам нежно пробегаются пальцы Тома. Это не может быть плохо: каждое его движение приносит столько удовольствия, что концепт добра и зла не нужен, чтобы оправдывать собственные желания. Сейчас в голове Кэтрин остались только они, больше похожие на требования.

– С другой стороны, – издалека говорит Том, – ты признала свою вину, и это смягчает ситуацию…

Чувствуя между ног его язык, Кэтрин машинально выгибается в ответ на ласку и издает протяжный, умоляющий стон. Так больше невозможно: ей не просто хочется ощутить внутри его член, это необходимо, чтобы продолжать дышать и существовать. Больше ничего в мире не имеет значения, кроме Тома и того, что он с ней делает.

Он двигается быстро, точно, так, как ей нравится, каждый раз вынуждая просить не останавливаться, но Кэтрин уже не разбирает собственных слов. Глухой стук падающего на пол ремня – и обе его руки обхватывают ее бедра, сжимая с такой силой, что снова становится больно… И это лучшее, что он мог придумать.

Когда Том отстраняется, она едва не умирает от разочарования. Почему сейчас? Почему он настолько жесток, что останавливается всего за пару секунд до…