– Я еще немного переживаю за Шарля Леклера.

– Не начинай, – смеется он. – Он просто красивый, вот и все. Тебе нельзя за него болеть.

– Это почему?

– Я буду ревновать. Себ, Кими и Валттери не в твоем вкусе, тут я могу быть спокоен. Но этот смазливый мальчишка – не-а. Только через мой труп.

– В следующем году он будет гонять за «Феррари».

– Не смеши меня, он там ненадолго[18]. Сомневаюсь, что сможет полноценно заменить Кими – тот настоящая звезда. От него несет старыми добрыми гонками. А Леклер слишком слаб.

– А мне кажется, у него большое будущее.

На колено Кэтрин ложится рука Тома, сминая кожу требовательными пальцами. По ногам бегут мурашки – за их время вместе она успела выучить, чем ей грозит такое движение. Предвкушение отдает сладостью на губах – даже хочется облизнуть.

– Заставляешь меня злиться? – в тоне Тома сквозит металл. – Ты специально это делаешь?

– Я не виновата, что ты такой ревнивец. Кстати, ты хотя бы перестал ревновать к Патрику после Германии?

– При чем здесь он?

– Помнится, при звуке его имени у тебя глаза кровью наливались…

Пальцы сжимаются, посылая еще одну порцию мурашек. Кэтрин исподтишка косится в сторону Тома:

– Убери руку на рычаг переключения передач.

– Справлюсь одной.

– Я беспокоюсь не о тебе. Боюсь, что «Индиго» будет ревновать.

Через пару секунд Том убирает руку. Кэтрин едва не вздыхает от разочарования: ей нравилось чувствовать опасность, а теперь пространство между ними кажется слишком большим и отвратительно целомудренным.

В какой момент это произошло? Кэтрин ведь считала секс переоцененной вещью, а теперь сама еле терпит до дома. Когда Том Гибсон заходил в ее кабинет со своей фирменной улыбкой, она и не представляла, к чему это приведет.

К тому, что, если он не ускорит свою драгоценную машину, Кэтрин сама потянется к его ширинке.

– Кстати, у нас новый врач, – она знает, что дразнится, но не может остановиться, – он даже сделал мне комплимент.