Леон машинально толкается навстречу, и Зои, застыв, дает ему управлять процессом даже сейчас. Глубокий вдох через нос, и рвотный рефлекс отступает. Надолго Леона все равно не хватает: он ускоряется, стонет громче, и теперь уже не поймешь, кто кого умоляет.

Сперму, которая заполняет рот, Зои быстро сглатывает: это каждый раз заставляет огни в глубине чужих глаз вспыхивать с новой силой. Приподнявшись, чтобы вытереть уголки рта – он точно смотрит, – она перекатывается на спину.

В голове пусто и хорошо. Когда рука Леона по-хозяйски притягивает Зои в крепкие объятия, ничего не нужно говорить, только уткнуться носом в широкую грудь и нащупать пальцами любимый шрам на его бедре. Небольшой, круглый, с рваными краями – Зои ни разу о нем не спрашивала, но каждый раз безошибочно находит этот крохотный изъян в идеальном теле, который напоминает, что Леон реален.

– Сейчас наберу ванну, – обещает он шепотом, – пять минут.

– Это необязательно, мы ведь не завершили сессию.

В ответ звучит тихий смех, который заканчивается поцелуем в висок.

– Мне не нужно придерживаться тематических рамок, чтобы заботиться о тебе, принцесса.

Сердце обволакивает теплом, и Зои жмурится от нахлынувшего счастья. Она молча придвигается еще ближе, вдыхает сумасшедше приятный запах тела Леона и морально готовится к тому, что скоро на несколько минут ей станет холодно.

Позже, когда Леон на руках опускает ее в заполненную горячей водой ванну, она представляет, что так будет всегда. Эта забота, ласка, его довольный, как у сытого кота, взгляд. Сегодня, завтра, через месяц… Всегда.

– Не хочешь залезть ко мне? – спрашивает она.

– В другой раз, – обещает Леон и садится рядом, протягивая стакан. – Возьми, сейчас открою тебе шоколад.

– А музыка? – выходит почти капризно.

– Как я мог забыть, – улыбается он. – Твоя любимая сильная женщина.

По ванной комнате разливается знакомая мелодия. Леон протягивает Зои плитку шоколада и откидывается назад, к стене. Он особенно хорош сейчас, со слипшимися волосами, капельками пота на лбу и странной полуулыбкой.

– Откуда у тебя шрам? – спрашивает она.

– Тот, что на бедре? – приподнимает бровь Леон. – Перестрелка.

– Звучит круто. И много у тебя было перестрелок?

Он морщится, косится на свой шрам, но все же отвечает:

– Одна, и нам всем хватило. Братья вытаскивали меня из Левеншульма, пока я был в отключке и все пытался умереть от потери крови. Залило всю машину, сиденья проще было выбросить, чем отмыть, а еще вымазались, как черти.

– И это вас остановило?