Глава двадцать третья

Следующие три недели прошли как в тумане.

Менялся цвет листьев, а вместе с ним что-то менялось во мне. Возможно, катализатором стал сильнейший страх, который я испытала на Адском маршруте. А может, причиной тому было что-то в прохладном воздухе… Но я чувствовала, как внутри меня что-то зреет. И самоопределяется. Этот город, куда я вернулась, где прошло лучшее время моей жизни и случилось самое худшее, с каждым днем все глубже въедался мне в кожу.

Я хотела жить. Эта мысль была не нова, но между жить и жить существует разница – и мне хотелось последнего. Хотелось больше всего на свете! Вся жизнь может измениться в один момент, в результате одного поступка, и в каком-то смысле я забыла об этом.

Пусть каждый день не будет идеальным – ожидать этого было бы наивно, – но пусть он будет хорошим.

Мне хотелось быть именно в этом месте, и я обнаружила для себя, что все здесь становится ближе: отношения с Кларой, общение с покупателями, которых я все чаще воспринимала как друзей, и с подростками, чье общество было не менее ценно, – все это глубже проникало мне в душу.

По сути, единственным, кто оставался для меня загадкой, был Роудс.

С тех пор, как он уехал, прошло две недели, а от него не было ни слуху ни духу. Возможно, он уже был на пути сюда, но в Колорадо-Спрингс – а это в четырех часах езды – произошло ЧП, и его отозвали назад. С Эймосом мы виделись регулярно: он приезжал на школьном автобусе, а позже за ним заезжал дядя. Парнишка рассказывал, что отец звонил каждый день, и даже без всяких околичностей упомянул, что Роудс спрашивал про меня.

Но сам он мне не звонил и не писал, хотя мой номер у него имелся.

Я думала, что все, случившееся с нами раньше, было своего рода поворотной точкой. Я была в этом уверена, но… Возможно, он был очень занят. И я старалась не заморачиваться вопросами, которые не могла контролировать. А вопрос о том, как кто-то относится к тебе, был из этого разряда.

Я просто старалась жить своей жизнью и продолжала осваиваться, и именно поэтому тем утром, три недели спустя после Адского похода, в ответ на скептический взгляд Эймоса ободряюще улыбнулась и взяла шлем.

– Вы уверены? – спросил он, надевая на запястья щитки.

Роудс настаивал на них, когда давал согласие на то, чтобы сын покатался со мной с горы. О том, что собираюсь туда, я сказала ему два дня назад. На сноуборде я никогда не каталась, а на лыжах мы с мамой точно ходили – но на этом все. В городе снега еще не было, но высоко в горах уже навалило, и некоторые курортные заведения открылись.