Я не пыталась вмешаться или остановить его. Это казалось восстановлением вселенской справедливости, словно Супермен стал реальным и спас меня, надеюсь, в последний раз.
– И я точно
Марко рухнул на пол, корчась в агонии на бетоне, с лица струями стекала кровь. Я смотрела на него, запоминая этот миг и каждый его крик.
Точно так же, как он, наверное, запоминал каждый раз, когда прикасался ко мне.
Уолкер спокойно подошел к ящику с инструментами на полке перед моей машиной и взял молоток.
– Что ты собираешься с этим делать? – спросила я, расширив глаза. Я понимала, что Уолкер не может убить его, как бы мне этого ни хотелось.
– Я хочу, чтобы он заплатил за все, что сделал с тобой, и запомнил это до конца своих дней, – сказал он и страстно поцеловал меня.
Затем он ударил коленом в живот Марко, прижав его к полу, поднял молоток в воздух…
И с силой обрушил его на пах Марко.
Тук, тук, тук. Он колотил до тех пор, пока передняя часть штанов Марко не пропиталась кровью. И даже после этого он продолжал.
– Черт возьми, Дисней. Ты уже лишил его члена, – услышала я голос Ари, который сказал это прямо перед тем, как схватить Уолкера за талию и оттащить от безжизненного тела Марко. Я точно не знала, в какой момент Марко потерял сознание.
Уолкер продолжал брыкаться, его дыхание было тяжелым, и он пытался броситься к Марко снова.
– Уолкер, дело сделано. Ты отомстил, – сказал Линкольн, с улыбкой глядя на покалеченное тело Марко.
– Я в порядке, – тяжело дыша, произнес Уолкер.
– Точно? – спросил Ари, все еще держа его за грудь. – Еще бы один удар этим молотком, и я почти уверен, что ты бы его убил. А ты слишком хорош для тюрьмы. Им ты слишком понравишься.
Уолкер фыркнул, и Ари осторожно его отпустил, с опаской наблюдая за ним и ожидая, что в любой момент он может броситься на Марко снова.
Но вместо него рывок сделала я. Упала рядом с Марко и начала бить кулаками, куда только могла, слезы градом текли из моих глаз.
– Я ненавижу тебя! Я ненавижу тебя! Надеюсь, ты сдохнешь, никчемная тварь! – кричала я, содрогаясь от рыданий.
Сильные руки обняли меня, и я повернулась, бросившись в грудь Уолкера, истерично рыдая и сжимая его рубашку.