– Милый, не мог бы ты, пожалуйста, спуститься к ужину?
За дверью стояла моя вторая мама и пыталась выманить меня. Она была миротворцем и добрым духом, который удерживал эту семью вместе. Она была нашим фундаментом и просила меня спуститься.
Так что я послушался.
Пожалуй, она была единственной, ради кого я мог выйти. Наверное, поэтому мама ее и послала. Моя биологическая мать едва могла смотреть на меня, когда я приехал.
Запустив мячиком в обруч, прикрепленный к двери моей детской комнаты, я заставил себя подняться и открыть дверь своей приемной матери.
Мама была красивой женщиной с медовым оттенком коричневой кожи и пышными кудрями. Она казалась вдвое моложе своего возраста даже в те дни, когда, по ее словам, выглядела усталой. Откровенно говоря, моя приемная мать выглядела сногсшибательно, начиная с ангельской улыбки и заканчивая сиянием карих глаз, и за эти годы мне не раз приходилось разбираться с комментариями моих придурочных друзей по этому поводу. Комментарии начались, когда мне было около тринадцати, и закончились в тот же гребаный год. Она все же была моей
Она прислонилась к дверному косяку.
– Я начала забывать твои глаза, милый.
В это было сложно поверить. Они определенно оставались мертвыми и холодными с тех пор, как я вошел сегодня в эту дверь. По крайне мере, они были такими всякий раз, как я смотрелся в зеркало. В последнее время на меня навалилось до хрена стресса.
И я этого не скрывал.
Обычно вторая мама всегда приветствовала меня с улыбкой, но на этот раз улыбки я не увидел. Она протянула руку, вынуждая меня идти в ногу с ней. В какой-то момент я стал больше нее, напоминая зверя, в то время как она напоминала ребенка. Она потерла мне спину.
– Твоя мама хочет, чтобы мы сели все вместе поговорить. Как семья.
Черт возьми.
Мне показалось, они обе сказали уже достаточно с тех пор, как я приехал, ну да похер.
Пожав плечами, я приготовился к худшему, но спустился с ней. Я теребил свои волосы, когда мы вошли на кухню. И хоть моя биологическая мать Шерри была там, был еще кто-то.
На меня уставились знакомые глаза – в основном потому, что я видел их каждый день. У нас были одинаковые гребаные глаза.
У нас было одинаковое, на хрен, все.
Сердце моего отца было таким же мертвым и холодным, как мое, и я зарычал, вставая между ними, моими биологическими родителями.
– Какого хрена он тут делает? – потребовал я ответа, но вторая мама оттянула меня назад.