Признаю, сейчас мои слова звучат очень грубо.
– Ты прав. Я эгоистичный старик, который элементарно не мог поговорить с сыном и все объяснить.
– У меня такое ощущение, что сейчас откроется семейная тайна в стиле «ты не мой сын», – отшучиваюсь я, хотя испытываю дикий страх от подобного исхода.
Отец, хрипя, смеется. Может, вчера Мэгги подала мне просроченные бургеры в знак мести и теперь у меня галлюцинации?
– Нет, ты определенно мой сын. Только мой отпрыск способен на подобные шутки, – он складывает руки в замок и упирается большими пальцами друг в друга. – Как ты знаешь, мы с твоей матерью знакомы еще со школы. По ее заверениям, это была первая любовь, но это не совсем так. Я никогда не любил Джорджтаун. Я хотел уехать, как только мне исполнится восемнадцать. Хотел увидеть мир, добиться успеха, стать кем-то большим, чем сын уважаемого фермера. Так и случилось. Я увидел мир. Но твой дед умер, и мы остались одни. Мне пришлось вернуться. Твоя бабушка не была готова к новой реальности, она словно потеряла цель в жизни, будто мой отец был ее ориентиром. Она не знала, как платить за ранчо, с кем договариваться насчет наемных рабочих в сезон сбора урожая и что делать со скотом. Одна она просто не потянула бы такую работу. И, естественно, я остался.
В каждом его слове слышится сожаление и тоска. А еще я улавливаю схожесть ситуаций, но до сих пор не понимаю, в чем суть разговора.
– Каждый раз я откладывал отъезд. Стоило все более-менее наладить, как вновь образовывалась проблема: зараженное пастбище, засуха и бог знает что еще. Я проклинал каждый день, который находился здесь. А потом появилась твоя мать, – у него снова появляется та самая горькая улыбка, но я замечаю в глазах и теплоту. – Она еще в школе бегала за мной, но так как я был сосредоточен на покорении мира, то не хотел заводить какие-либо отношения. Когда же я остался на ранчо, то последнее, о чем думал – женщины. Она стала приходить раз в неделю: приносила свежеиспеченное печенье, пыталась привести мою мать в чувство и вновь вдохнуть в нее жизнь, и я был благодарен за это. Она стала опорой нашей разрушенной семье, пусть мы и не просили об этом. Затем неделя превратилась в каждый день. Я видел, что матери становится лучше, но понимал, что не могу ее оставить. Вторую потерю она не переживет.
– И поэтому ты решил скрасить свои будни, приударив за мамой, – со смешком замечаю я, за что получаю грозный взгляд.
– Не совсем. Мы были друзьями, а потом как-то так закрутилось, что я и сам не понял. В итоге в один прекрасный день она вновь принесла свое фирменное печенье, только в этот раз с новостью о беременности.