– Ты не любишь грибы?

– У меня аллергия на них. Мне нравится вкус, но после чешется все тело. Я хотел, чтобы они придали вкуса. – Сделав глубокий вдох, он продолжил: – Давай, не болтай слишком много и ешь свою пиццу.

Сделав глоток колы, взяла кусок пиццы в руку и откусила. Я не собиралась есть пиццу вилкой и ножом. Неожиданно для меня Каран ел так же. Честно говоря, я была ему втайне благодарна за то, что он не заставлял меня чувствовать себя неловко.

Пока ела свою пиццу, не сводя с него глаз, я заметила, как жадно ел Каран. Он так аппетитно поглощал пиццу своими пухлыми губами, что если бы его сняли в рекламе заведения, то могли бы побить рекорды продаж. Мужчина был полностью сосредоточен на пицце, время от времени запивая колой. Должно быть, заметил, что я наблюдала, потому что поднял глаза, посмотрел на меня и откусил еще один большой кусок. Когда Каран понял, что я продолжала смотреть, одна из его черных гладких бровей приподнялась.

– В чем дело? – спросил хриплым голосом, прикрыв рот рукой. Ах, его голос оказался приглушен, потому что рот был набит. На мгновение показалось, это заставит меня улыбнуться.

– Ты так жадно ешь, – сказала я, покачивая головой. – Но при этом очень аппетитно.

Каран продолжал прикрывать рот рукой, когда поймал мой взгляд. Я была рада, что он тоже был чувствителен к подобному. У меня всегда возникало желание треснуть людей, которые разговаривали во время еды, не прикрывая рта.

– Потому что я зол. А когда злюсь, у меня появляется аппетит.

Мои брови нахмурились. Откусив кусок пиццы, я медленно прожевала его, проглотила и сделала глоток колы.

– Могу я спросить, из-за чего ты злишься?

Каран убрал руку ото рта, вытер рот салфеткой и сосредоточил свои черные глаза на моих. Взгляд был настолько острый, что мне на мгновение захотелось взять обратно заданный вопрос и похоронить под землей свое желание узнать причину его злости.

– Из-за одной бунтарки.

– Что эта бунтарка тебе сделала?

– Она слишком глупа, чтобы понять причину моего гнева, и это меня еще сильнее злит.

– Тогда попытайся объяснить это языком, который будет понятен даже ребенку, – сказала я, глядя на оливковые зерна на пицце.

В его голосе был непреодолимый барьер, когда он сказал:

– Она не поймет.

– Конечно, не поймет, если ты не объяснишь.

– Значит, поймет, если я объясню?

Услышав вопрос, я посмотрела на мужчину, не двигая головой ни на дюйм, просто подняла глаза. Он смотрел прямо на меня, теребя салфетку, которой до этого вытирал рот.