– Ты слишком много говоришь, – снова произнес мужчина одними губами. Он смотрел на меня из-под опущенных ресниц.

– Знаешь, моя мама жалуется, что я всегда молчу. Ты первый, кто сказал мне, что я слишком много говорю, – прошептала я. Черный взгляд Карана ненадолго скользнул по моим губам, а затем снова заглянул мне в глаза. Его глаза были узкими и мрачными, но несмотря на это, на его черной планете была жизнь.

– Твоя мать, должно быть, сумасшедшая. Твой рот никогда не закрывается, девочка. Ты без устали болтаешь.

– Переставай называть меня девочкой, – сказала я, поморщившись.

– Бунтарка?

– Тоже нет, – запротестовала я. – У меня есть имя. Почему ты продолжаешь использовать прозвища?

– Потому что мне это нравится.

– А мне нет.

Возможно, немного нравилось, но не обязательно было говорить ему правду.

Каран молчал. Но в отличие от языка его взгляд был довольно красноречив. Он так внимательно рассматривал мое лицо, что я задумалась, было ли на нем что-нибудь. Я чувствовала, как его сердце билось у меня под подбородком, и это было… Это было невероятно. Могла поспорить, даже мембрана его сердца была черной. Черная мембрана, защищающая трепещущее красное сердце… Даже этой мысли было достаточно, чтобы очаровать меня.

– Бунтарка, – прошептал он. Фары проезжающих по улице машин проникали сквозь оконные стекла, освещая в темноте лицо Карана и представляя моим глазам его красоту. – Не смотри на меня так.

– Как?

– Как сейчас. – Его рука поднялась и заправила за ухо несколько выбившихся прядей с моего лица. – Не смотри на меня так.

Я закрыла глаза.

– Теперь не смотрю, – прошептала я.

Некоторое время царила тишина, и в этот момент я почувствовал возле своих губ теплое дыхание. Когда паника высунула голову из земли, в которой пряталась, мне показалось, что в горле застрял сухой песок. Я не могла глотать.

– Открой глаза, – прошептал Каран. Его шепот ожил на моих губах, его сладкое дыхание просочилось сквозь приоткрытые губы и осело на них. – Открой глаза, или я нарушу границу.

Я открыла один глаз и сказала:

– Нарушишь границу?

Он остановился, посмотрел на мой единственный открытый глаз, откинул голову назад и улыбнулся. Сердце билось так быстро, что если бы Каран прислушался, то мог бы услышать его.