Оливер нащупывает свой мобильный телефон, лихорадочно нажимая на кнопки и держа его вверх ногами.

– Боже мой, мне нужно разобраться с кучей уведомлений. Скоро вернусь.

Сквозь мое раздражение проскальзывает смешок, когда Оливер поспешно выходит из комнаты.

– Что, черт возьми, сегодня происходит?

– Не уверен, но я предлагаю начать день заново. Я зашел за пивом для сегодняшней вечеринки и наткнулся на какой-то извращенный уровень ада, который не могу развидеть. И ты когда-нибудь носишь штаны?

Пф.

– Пиво на кухне. Моя могила на заднем дворе, вырыта и готова к засыпке.

– Могу присоединиться к тебе, – смеется он.

Мы обмениваемся довольными улыбками и покачиваем головами в коллективном вздохе.

Моя восстановленная дружба с Гейбом стала еще одним благословением, которое помогло мне выбраться из руин. Я все еще чувствую себя ужасно из-за своих нелепых обвинений в его адрес, и я знаю, что никогда по-настоящему не прощу себя за это. Но если мы вообще чему-то научились, так это тому, что жизнь слишком мимолетна, слишком драгоценна, чтобы принимать одну секунду как должное – мы слишком драгоценны.

Трэвис имел порочную власть над каждым из нас. Он был мастером манипуляций, приносил разрушения. Никто из нас не вышел невредимым, но все мы стали лучше. Сильнее.

Сплоченнее.

Гейб обнимает меня одной рукой – той самой, которая удивительно хорошо зажила за последние шесть месяцев, несмотря на то, что остались шрамы и мучительные воспоминания, которые всегда будут физическим напоминанием о той ночи. Он называет это своей потрясающей боевой раной.

Я называю это любовью.

Гейб улыбается, почувствовав, что я на мгновение погрузилась в свои мысли.

– Я бы хотел там оказаться?

Склонив голову на грудь другу, я улыбаюсь ему в ответ, благодарно выдыхая.