– Ты уже угрожала выгнать его за поджог стола на Рождество, поэтому я предложил взять вину на себя. Мы оба догадывались, что ты не рассердилась бы на меня. – Я пожала плечами, потому что это было правдой. – Кроме того… в тот момент ты все равно со мной не разговаривала.

Он пристально посмотрел на меня. Затем приподнялся и нежно поцеловал.

– Твоя очередь, – прошептала я ему в губы.

– Мы все еще играем? – Он снова поцеловал меня, приоткрыв мне рот и прижавшись своим языком к моему медленным, обжигающим, совершенно эротичным движением, призванным отвлечь меня. Но я остановила эту попытку соблазнения, положив руку на его твердую грудь.

– Я сказала две правды. Теперь твоя очередь.

– Ладно. – Он устроился поудобнее. – Действие.

– Что? Я хочу знать, что означает эта татуировка. И я не пересплю с тобой снова, пока ты мне не скажешь, Броуди Мейсон.

Он просто улыбнулся медленной, дерзкой улыбкой, как будто ни на секунду в это не поверил.

– Мой выбор. Я выбираю действие.

– Пф-ф. Ладно. Но ты еще пожалеешь, что выбрал действие.

– Выкладывай, детка.

– Да? Ты не струсишь, когда услышишь, что я задумала?

– Не-а.

– Почему ты так уверен?

– Потому что, – сказал он, – нет ничего, чего бы я не сделал для тебя, милая. – Но он произнес это слишком сладко, что означало – он трепло.

Броуди определенно боялся того, что я собиралась заставить его сделать, а также меня и моего извращенного ума.

– Хорошо, тогда… я предлагаю тебе спеть мне песню по моему выбору.

– Без проблем, – сказал он, как будто в этом не было ничего особенного, хотя я знала, что есть. Броуди ненавидел пение. В основном потому, что у него это плохо получалось. И ребята, особенно Зейн, никогда не позволяли ему забыть об этом.

Это было своего рода его ахиллесовой пятой.

– О, и ты медленно разденешься. – Я улыбнулась ему, мило и обезоруживающе.