– А я скучал еще больше. – Я опустил руку и прочистил горло. – Как поживает джамбалайя?

– Вот черт. – Шайло направилась к плите, и я усмехнулся, когда она, бормоча себе что-то под нос, стала помешивать блюдо. – Снова ты меня отвлекаешь.

Я уставился на ее идеальную попку. Изгиб бедер. Стройные, подтянутые ноги, которые обхватывали мою спину больше раз, чем я мог сосчитать. Кстати, о том, что отвлекает. Может, мое колено и было в нерабочем состоянии, зато член работал как надо. Он дернулся в штанах, очевидно, наслаждаясь открывающимся видом.

– Не все потеряно, – сказала она с облегчением, убавив огонь и отвернувшись от плиты. Я не понял, о чем она говорит: об ужине или нас.

Шайло достала из холодильника два пива и открыла крышки, затем протянула мне бутылку через барную стойку. Я взял ее и поблагодарил.

– Давай произнесем тост.

Эти слова напомнили мне о том маленьком клубе в Майами, где мы произносили наш последний тост. И об обещаниях, которые я дал и нарушил.

– Давай не будем. – Не дожидаясь того, за что она хочет выпить, я сделал глоток холодного пива.

Ничуть не смутившись, Шайло подняла бутылку.

– Как насчет того, чтобы выпить за новое начало?

– Так вот что это такое? Новое начало?

Она кивнула.

– Надеюсь, что да. Теперь, обретя тебя, я понятия не имею, как без тебя жить. Я не хочу без тебя жить. – Она замолчала и глубоко вздохнула. – И я отчасти надеялась, что ты чувствуешь то же самое.

– Мы не должны были встречаться, Шай. – Я отвернулся, не в силах видеть разочарование на ее лице, и сделал еще глоток пива. Из портативных динамиков лилась музыка – песня Cigarettes After Sex «Nothing’s Gonna Hurt You Baby» [45]. Однажды она включила ее при мне. Мы были в Нью-Йорке, остановились в лофте Бастиана в Трайбеке, и она танцевала как в трансе с дымчатым макияжем на глазах и красными губами, одетая в свободную черную майку и кружевное черное белье. Ничего сексуальней в жизни я не видел. Шайло оседлала меня на диване в гостиной и трахнула меня. Она запрокинула голову назад и обнажила шею, которая так и молила, чтобы я прикоснулся к ней губами и зубами.

– Не говори так, – промолвила она. – Ты ошибаешься. Мы идеально подходим друг другу.

– А как насчет твоей мамы? – Я перевел взгляд на нее, прищурившись. – Думаешь, она бы чувствовала то же самое? Что бы, по-твоему, она почувствовала, если бы узнала, что ее дочь влюбилась во врага?

– Мамы больше нет. И ты мне не враг. В ее смерти нет твоей вины, и мне не стоило вести себя так, будто есть. Я испытала шок. Но ты был всего лишь ребенком, Броуди. Невинным ребенком, который не несет отвественности за поступок того человека.