– Просто говорю все как есть.

Так, дышать глубоко. Он же провоцирует меня. Он специально все сейчас подстроил так, чтобы показать мне, что они настоящая семья.

– Не слишком-то привязывайся к своему дяде Джуду, – сказал Броуди сыну. – У него есть плохая привычка убегать, когда в жизни становится нелегко.

Я крепко сжал руки в кулаки. Вот же сволочь.

– Броуди! – прошипела Лила. – Перестань!

– Эй, дружище, может, ты пойдешь в свою комнату и оденешься? Сходим с тобой к нашим лошадкам. Ты же сможешь одеться сам?

– Смогу! – ответил Ноа, быстро спрыгнул с табурета и выбежал из кухни.

Дождавшись, пока Ноа убежит подальше, Броуди сказал:

– Весело было играть в семью, не так ли? Но прошло всего несколько недель. Вот я и вернулся обратно. Ноа и Лила больше не будут всецело принадлежать одному тебе. Посмотрим, как ты это выдержишь. Ты ведь никогда не умел делиться.

– Почему я должен с тобой делиться, если этот человек изначально принадлежит одному мне?

– Как я уже сказал тебе, Ноа – мой сын, не твой. А Лила…

– Ничья, – вмешалась в разговор она. – Я принадлежу только себе одной. И я вообще-то все еще здесь. Я не разменная монета и не игрушка, которую вы не можете между собой снова поделить. Так что быстро прекратите метить свою территорию, как настоящие животные. Если не можете спокойно разобраться друг с другом… – Она замолчала, покачала головой и перевела на меня свой внимательный взгляд: – Если вы не способны на это, то все ваши сладкие речи для меня ничего не значат.

Я открыл рот, собираясь опротестовать ее слова.

– Броуди, ты ведь можешь помочь Ноа? Он пока не умеет полностью одеваться сам.

Лила несколько секунд смотрела ему прямо глаза, и в конечном счете он кивнул:

– Хорошо. Все, что только захочешь, Ли.

Когда он уже вышел из кухни, я осторожно обогнул стол и потянулся к Лиле. Она скрестила свои руки на груди и закрылась от меня. Будто последние недели совсем ничего для нее не значили. Будто прошлой ночи вовсе и не было!

– Просто ответь мне на один мой вопрос, – сказала она, не отрывая от меня внимательного взгляда. – Ты когда-нибудь сможешь простить меня за это?

Мне хотелось бы сказать ей, что уже простил, но это было бы не совсем правдой. Пока Броуди не было в городе, у меня хорошо получалось не думать о нем и притворяться, что его для меня не существует. Но теперь, когда он вернулся и начал демонстративно щеголять передо мной своим положением, для меня началось настоящее испытание.

Если мы с Броуди так и не научимся сосуществовать вместе в одном пространстве, то Лила очень скоро вышвырнет меня за порог, и даже быстрее, чем я успею произнести слово «Бунтарка». Она была всегда честна со мной с самого начала и неустанно мне повторяла, что Ноа всегда будет для нее на первом месте. Я перестал быть для нее приоритетом. А Ноа – сын Броуди, он не мой ребенок. И с чем же в итоге теперь останусь я?