За нашим столиком губы Лейни зашевелились. Я думаю, она пыталась молча подбодрить меня. Я посмотрела в один из горящих прожекторов, затем открыла рот, и мой голос сорвался.

Это не было похоже на мой голос, но я не остановилась. Линн присоединилась ко мне. Я подумала о человеке с десятью октавами, а потом представила, как мама хлопает мне, и мои нервы начали успокаиваться, и к тому времени, как мы дошли до припева, мне удалось обуздать свои нервы. Мой голос стал тверже, но он был все еще не так тверд, как мне бы хотелось. Моя диафрагма пульсировала, мой голос кружил вокруг меня, я видела потоки и завитки в воздухе, как пар. В какой-то момент я поняла, что Линн перестала петь.

Я пою сама по себе.

Я снова запаниковала, но Рей провела рукой по щекам, и по какой-то причине ее слезы придали мне сил, наполнили энергией легкие. Я села прямее, расслабила челюсти и без единой ошибки закончила песню. Когда затихли последние ноты, Рей, Лейни и Стеффи вскочили на ноги и закричали громче всех в зале.

И тут раздались аплодисменты.

Люди хлопают в ладоши.

Хлопают мне.

Линн сжала мою руку и подняла ее, как будто я только что выиграла в боксерском поединке.

– Не могу поверить, что ты так поступила со мной… – прошептала я.

Она подмигнула.

– Энджела Конрад, ребята. Запомните это имя. Вы еще не раз его услышите. Очень много раз!

Когда я шла на свое место, два человека остановили меня, чтобы сказать, как они впечатлены моим выступлением. Энергия трещала в моих венах, взрывалась в моей голове, размывала шум вокруг меня. Я едва слышала новую песню, которую пела Линн.

Рей крепко обняла меня.

– Это. Было. Офигенно. Я так горжусь тобой, подружка. – Она чуть не задушила меня своими объятиями, но признаю, это было приятно.

Мне было приятно.

Когда она отпустила меня, и я упала в кресло, Лейни наклонилась ко мне и прошептала:

– Вау.

– Правда? – пропищала я.

Она улыбнулась.

– Я совершенно серьезно. Смертельно? Верно, Рей?