Глава 2

Бывший муж улыбается. Не то чтобы широко, но вполне достаточно, чтобы вызвать во мне приступ тошноты от этой лицемерной доброжелательности.

Как будто мы виделись только вчера. И это не он обошелся с нами по-свински. Не он предал нас.

Тело мгновенно каменеет. Каждая клетка, каждый нерв вздрагивает, готовясь к неизбежному столкновению.

Но я не отступаю. Стою. Твердо. Словно вросла в землю.

— Привет, Марина, — произносит Захар, остановившись в опасной близости и пряча руки в карманы брюк. — А ты совсем не изменилась. Всё так же прекрасно выглядишь.

— Спасибо. Ты тоже. Разве что наглости прибавилось, — отвечаю ледяным тоном, приправив слова ядовитым сарказмом. — Зачем пожаловал?

— Да вот, решил навестить дочь. День рождения все-таки.

— Ты наконец вспомнил, что у тебя есть дочь? — слова выходят холодно, как я и планировала.

— Вообще-то, я всегда помнил, — говорит Захар, и ни один мускул не дрогнул на его лощеном лице, — просто у меня были… определенные обстоятельства.

— О-о-о, “обстоятельства”, — выплевываю я, не в силах сдержать презрительный смех. — Как же вовремя они всегда находятся у таких, как ты. Когда нужно оправдать свою трусость, всегда находятся какие-то там обстоятельства непреодолимой силы.

— Марин, перестань, — мягко, даже примирительно говорит он. — Я просто не мог сегодня не прийти.

— Два года мог. А сегодня вдруг не смог? Что ж, прогресс налицо.

На сей раз Захар не отвечает. Просто смотрит в сторону Кристины, которая стоит в окружении друзей, заливисто смеется, показывая им новый звездный проектор и подпрыгивая от восторга.

И я вижу, как Захар жадно впитывает этот момент. Нагло присваивает его себе. Словно счастливая улыбка нашей дочери — это исключительно его заслуга, а не результат моих бессонных ночей и отчаянных попыток заменить ей отца.

— Кристина рада меня видеть, — говорит он с ноткой победы в голосе. Словно это его оправдание. Индульгенция, выписанная детской рукой.

— Возможно. Но она ребенок. Она так же радовалась и фокусникам. Это ничего не значит.

Захар усмехается, но в этой усмешке проскальзывает раздражение.

Ну, конечно же…

Ему неприятно, что я не играю по его сценарию. Что я не растерялась, не смягчилась, не забыла, какой сволочью он стал.