Она меня убивает.
– Сначала извинение, теперь просьба… ты дорого обходишься.
Элль смеется, и я тяну ее за руку.
– Идем со мной.
Взявшись за руки, мы идем по траве, и Элль показывает место, где Генри построил для нее домик на дереве, когда ей было десять лет; другое, где отец учил ее, как отбивать мяч битой, и то, где они с мамой теплыми и ленивыми летними деньками читали вместе книжки.
Под сенью плакучей ивы рассказываю Элль, как Эксл учил меня играть на гитаре, как потом я сам выбрал барабаны и как бабушка Холидей сказала, что раз уж я не полная задница, то она даст мне уроки игры на пианино. Рассказываю, что на день рождения мы бросаем друг в друга торты с тех пор, как я давненько запустил своим в Холидей, которая действовала мне на нервы. Так родилась традиция.
Мы разговариваем, смеемся и несколько минут чувствуем себя подростками, прогуливающимися летним деньком. Теплый ветерок, голубое небо, распевающие пташки… В беседке нас встречает тень. Мы садимся на деревянную скамью, и Элль берет меня за руку.
– Хочу, чтобы когда-нибудь на благотворительный вечер со мной пришел ты, – говорит она мягким, мечтательным голосом, как будто мы перенеслись в другое место, в другое время.
– Мне придется надеть смокинг?
Она моргает:
– Конечно. Ты и в костюме потрясающе выглядишь, но я мечтаю увидеть тебя в смокинге.
– Над фантазиями нам еще надо поработать. В моих одежды обычно меньше, а не больше.
Элль краснеет, но улыбается – по-настоящему.
– У тебя твои фантазии, у меня – мои. Но представь – мы с тобой вместе. Я – в длинном струящемся платье, ты – во всем обворожительно черном. А потом мы танцуем, и ты навсегда сохраняешь в своей памяти меня в прекрасном платье и нас танцующими.
Представить нетрудно. Знала бы, сколько самых разных «мысленных снимков» уже отложены у меня в голове. Но я слышу, что говорит Элль, и понимаю, что она хочет показать меня как своего парня. Хочет танцевать со мной у всех на глазах. А сейчас она готова пройти ради меня через ад, и я могу сделать все ради нее.
Порыв ветра пронзает беседку и бросает пряди волос ей в лицо. Я сжимаю ее руки.
– Потанцуй со мной.
Элль ослепительна. Ее глаза, ее улыбка – солнце, которое центр моего мира. Она встает посредине беседки, кладет руки мне на плечи, и мы раскачиваемся из стороны в сторону. А потом я делаю то, что не делаю почти никогда, – пою.
Пою негромко, мягко, прямо ей в ухо, и мы движемся в ритме мелодии. Я пою о полете, о крыльях любви и в своем любимом месте, там, где ритм убыстряется и меняется, кружу Элль. С поворотом на каждый удар малого барабана. Затем драматическая пауза – ни ритма, ни голоса, ни музыки, – и я наклоняю ее, и она смотрит на меня снизу вверх с такой любовью, что мое сердце готово устремиться в небо.