–У меня есть ты, Маленький Лебедь. Всегда.

Она снова целует меня, и делает это с таким пылом, что это сводит меня с ума. Прижимаясь ко мне бедрами, она немного отодвигается назад, и когда я стону, она улыбается и прижимается губами к моей шее. Она впивается зубами в мою кожу, делая меня невероятно твердым, затем проводит языком по моей ключице.

Я откидываю голову назад, и ее губы жадно путешествуют по впадинкам моего плеча, затем к основанию шеи. Я запускаю пальцы в ее волосы и закрываю глаза, потому что, черт возьми, от этого мне становится очень жарко.

Сигнетт сжимает в кулаке край моей футболки и собирается поднять ее, но я накрываю ее руку своей, останавливая ее.

Она отстраняется и смотрит на меня, а я качаю головой.

–Не здесь, - говорю я, и когда она поднимает бровь, глядя на меня, я усмехаюсь. –Отведи меня в спальню своей матери.

62.

–Что за хрень, блядь? - Говорю я, следуя за Сигнетт, и оглядываюсь на вопиющий абсурд, которым является спальня Миранды. Это похоже на комнату викторианской эпохи или что-то в этом роде, с бело-золотой мебелью, кроватью размера king-size и огромным балконом, отгороженным длинными бежевыми шторами. Прямо напротив кровати находится широкий зеркальный экран, и каждая панель этого экрана кажется складной, потому что она имеет толстый шов, отделяющий одну панель от другой. Поговорим о зацикленности на себе.

Свет в комнате включен, и кажется, что здесь никто не был несколько дней. Я имею в виду, кто бы мог, верно? Не похоже, что охранников это волнует, а Чейз слишком занят принятием дурацких гребаных решений, чтобы посещать комнату своей сестры.

–Э-э, Дорран?

Я поворачиваюсь, и Сигнетт указывает вверх.

Я поднимаю взгляд, и мои брови сами собой приподнимаются, когда я вижу, что почти весь потолок в комнате - не что иное, как отражающее стекло.

–Что это, черт возьми, за чушь о секс-подземельях? - Говорю я.

–Не спрашивай меня о деталях, потому что я буквально вошла в эту комнату впервые за годы, - говорит Сигнетт, затем слегка вздрагивает, оглядываясь вокруг. –Я думаю, мне было 7, когда я была здесь в последний раз. Я хотела одолжить губную помаду, но мама подумала, что я вторгаюсь в ее личную жизнь. Она выгнала меня и попросила не входить в ее комнату – никогда. Это маленькое счастье, что я, по крайней мере, послушала ее в этом.