Я подняла голову и посмотрела на самый красивый оттенок темно-коричневого цвета.

Глубоко заглянув в его глаза, я приподнялась на кончиках пальцев и снова потянулась к его губам. Он не сразу ответил, но и не отступил. Он не отодвинул от меня свое тело. Когда я набралась смелости и шевельнула губами, одна рука легла на мою талию: «Я – засранец. Верно?» Когда он сердито пробормотал, я отрицательно покачала головой, улыбаясь, хотя он этого не видел.

Он думал, что делает мне больно, но ему было невдомек, что я провожу самые особенные моменты своей жизни.

– Нет, это не так, – искренне сказала я, потому что мне было невыносимо, что он сидит рядом со мной в таком состоянии. Он был измучен и винил себя за то, что был со мной.

– Сенем… Мне так жаль. Мне очень, очень жаль. Я потерял себя. Я сделал тебе больно. Я не должен был позволить этой ночи закончиться так.

Приблизившись к нему, на этот раз не давая ему сопротивляться, я взяла его за лицо и повернула его голову, чтобы он посмотрел на меня. Я не собиралась перекладывать случившееся только на его плечи, он был не единственным виновником и должен был это понять.

– Не ты один это сделал, Огуз. Я тоже позволила тебе это сделать и не жалею об этом. Прошу тебя, не надо тоже.

– Ты говоришь это для того, чтобы я гордился тем, что сделал? К твоему сведению, это не работает. Я все еще чувствую себя ужасно. Я все еще злюсь на себя за то, как я мог это сделать. Почему ты не остановила меня? Почему ты позволила мне?

Пока он выражал свое сожаление словами, которые еще больше добивали меня, мои засохшие глаза снова начали болеть, но я сглатывала и подавляла слезы, которые пытались вытечь. Если я и плакала, то только от счастья.

– Потому что я хотела тебя. Ты был тем, кого я хотела с самого начала, Огуз. Поэтому я говорю правду. Поверь, я не жалею об этом. Это была самая особенная ночь в моей жизни.

– Тогда почему ты не дождалась утра?

Я не могла больше оставаться с ним после того, что произошло. Более того, если ты даже не осмелился посмотреть мне в глаза, то сожаления, которые мы испытаем утром, будут во много раз больше. Может быть, я бы и жалела о том, что мы пережили, но, по крайней мере, я не хотела, чтобы он был свидетелем этого.

– Если люди дома не увидят меня утром, они будут волноваться, – сказала я, придумав простую ложь, он опустил плечи, покачал головой и на этот раз без страха посмотрел мне в глаза.

– И что будет после этого? Что ты будешь делать?

Почувствовав в его глазах неподдельный страх, я взяла его за руку, потому что хотела, чтобы он понял, что я ни в коем случае не выдам его. Его губы отвечали моим губам, как тембр очень медленной музыки.