Светлый фон

Мое дыхание участилось, я еще больше взъерошил волосы. Отвернувшись от отца, прислонился головой к холодной, пустой стене и задумался. Пытался понять, как со всем этим справиться, как скрыть эти факты от Нисы. Я взвалил на ее плечи тяжелую ношу, которую она никогда не сможет нести, и ушел. А сейчас собираюсь повторить ту же ошибку.

Я был беспомощен, не мог найти решение, когда был так близко к нему – к ее отцу. Все мои чувства были подавлены. Как я мог скрыть эту правду? Как я мог скрыть ее от той, кого называл своей сестрой? Мне было не под силу справиться с этим. Вот почему у меня оставался только один выход: взять и заставить отца помочь мне. Он должен был оставить это.

– Ты ничего не сделаешь.

Я говорил так, будто отдавал приказы, но мне было все равно – другого решения не было. Отец поднял руку, собираясь мне возразить.

– Мустафа, – начал он.

Но я не собирался ему позволять продолжать нести вздор.

– Ты ничего не сделаешь, не будешь спорить. Я не позволю тебе.

Но отец отрицательно покачал головой:

– Она имеет право знать правду.

– Нет, не имеет!

Мой крик эхом разнесся по нашему маленькому дому. Я увидел в глазах отца человека, который не понимал, почему я так против. Это был взгляд непонимания. Почему он не хотел понять? Неужели он не понимает, что это не сделает всех счастливыми, что это разрушит жизнь каждого?

– Потому что некоторые истины причиняют боль, и люди не хотят их знать. Это никого не сделает счастливым, напротив, только больше загонит всех в бездну. Я хочу, чтобы Ниса никогда не переживала подобного. Она такая беспомощная и очень много для меня значит. Я не могу так поступить с ней.

В то время как эти фразы вылетали из моего рта, как шепот, мой отец должен был осознать мое отчаяние. Я защищал ее. И то же самое делал, когда узнал правду о Демире. Вот она, безысходность: я должен был отказаться от брата, потому что открыть правду значило поломать несколько жизней.

Отец замолчал на несколько минут, потер лицо и вышел из кабинета в гостиную. Я не знал, что он собирается делать, поэтому мне пришлось последовать за ним. Выключив одним нажатием кнопки пульта телевизор, он сел в свое единственное кресло и продолжил размышлять. Я сел на стеклянный журнальный столик и некоторое время наблюдал за ним. А потом он сфокусировал тяжелый взгляд на мне. И я понял, что он не сдастся. Он собирался настаивать.

– В конце концов, она имеет право знать.

Как попугай, он повторял эти слова, а я смотрел на него с отчаянием и насмешкой одновременно. Как он мог сказать мне такое? Почему? Как он мог предпочесть держаться подальше от собственного сына, а теперь вмешиваться в чужую жизнь?