Тем не менее в объятиях Прескота я чувствовала, что могу пережить все что угодно. Возможно, настоящая жизнь никогда не была предназначена для того, чтобы жить в одиночку, а не вдвоем.

У меня до сих пор ныли мышцы. Виной были не только стресс, горе и боль, но главным образом, то, что последовало после всех треволнений. Прикосновения, ласки, объятия, поцелуи, ощущение, что тебя держат на плаву… Как будто Прескот с каждым прикосновением делал из меня другого человека. Он возвращал меня не к тому, какой я была раньше, а к чему-то совершенно иному. И если меня не обманывали чувства, то мне нравился человек, которого он сделал из меня.

Теплое дыхание коснулось моего лица, и я почувствовала его губы на своих.

Он поцеловал меня. И я позволила ему это сделать. Но я понимала, что проблемы, которые теперь стали для нас общими, не разрешатся сами по себе. Я решилась и открыла глаза.

Голубые глаза принца встретились с моими.

— Доброе утро, — сказал Прескот.

— Доброе утро, — прошептала я в ответ.

Наши ноги переплелись. Думаю, мы чем-то напоминали гигантский крендель. Я не была вполне уверена, что мы когда-нибудь сумеем оторваться друг от друга, но меня это совершенно не волновало.

Прескот зевнул.

— Мы можем так всегда просыпаться в будущем? — спросил он меня сонно, но явно счастливо.

— На больничной койке? — спросила я и усмехнулась.

Он улыбнулся.

— Нет. Держась за руки и все такое.

— Посмотрим, — расплывчато ответила я. — Ты нервничаешь?

— Из-за чего?

— На это может быть много причин. Нам нужно выяснить, кто заинтересован в том, чтобы желать тебе смерти. Мы должны еще раз поговорить с твоим отцом. Кстати, сегодня же заседание парламента. Разве ты не хочешь быть там вместе с семьей? — спросила я, зевая.

Прескот напрягся.

— Я почти забыл про парламент. Нет, мне сказали ни под каким предлогом не покидать больницу. Я посмотрю новости по телевизору.

— Мне остаться с тобой?

— Да, пожалуйста, — прошептал Прескот и приник ко мне, как вдруг послышался щелчок: похоже, кто-то открыл дверь.