Тянусь за полотенцем — синим и пушистым, а ещё пахнущим чем-то древесным. Уютно-то как, хоть вообще не уходи. Оставайся жить в этой ванной, попросту забаррикадировавшись. Представляю, как птичка приподнимает в удивлении бровь, а потом говорит «малыш, хватит маяться дурью», и как-то даже на душе становится легче. Но тут же себя и одёргиваю — пора выходить. А возможно и уходить тоже.

Открываю дверь и сперва не понимаю, что происходит с моими глазами. В коридоре темно, как и везде в квартире, и я осторожно прохожу в комнату. На диване теперь лежит плед, но вот самой хозяйки тут нет, и я иду в последнее помещение — на кухню.

Птичка стоит у окна, смотря в него и обнимая себя руками. Сколько раз я вот так разглядывал её спину? Сколько раз хотел подойти и вдохнуть аромат её духов? Даже не могу уже вспомнить, когда обычное наблюдение от скуки переросло в интерес, а потом и вовсе в потребность видеть её размеренные и аккуратные движения, любоваться профилем, смотреть в глаза и слышать голос. Хотя бы изредка и тайком.

Делаю шаг и кладу ладони ей на плечи. Птичка не дёргается, не отстраняется, но продолжает разглядывать пейзаж за окном. А я зарываюсь в её волосы лицом и не могу надышаться.

— Прости, что так повёл себя, птичка. Я больше никогда не буду лезть не в своё дело, обещаю.

Птичка молчит, но, когда я вжимаюсь в её волосы сильнее, слегка подаётся навстречу.

— Я могу остаться? — уточняю, и мечтаю только об одном — услышать «да».

Но этого слова мне не говорят, зато она сама разворачивается лицом.

— Имей ввиду, если рассчитываешь на что-то особенное, потому что связался со взрослой женщиной, можешь сразу уходить. Я вообще плохо помню, что там к чему в постели с мужчиной.

— Понял, — улыбаюсь, и целую её в висок.

— А ещё у меня было двое родов, и есть растяжки на теле. Зато нет никакой идеальной фигуры, и если не хочешь оказаться разочарованным, то знаешь, где здесь дверь.

— И это понял, — теперь опускаюсь с поцелуями ниже, находя на шее весьма чувствительное местечко, от прикосновения к которому птичка порывисто вздыхает.

— Будет лучше, если ты уйдёшь ещё ночью.

— Какая же ты оказывается болтушка, — отрываюсь на мгновение, просто чтобы посмотреть в её дивные зелёные глаза. А заодно поймать смущение на личике. — А что, в этом доме кофе с утра не полагается?

— Посмотрим.

— Волнуешься?

Ловлю её лицо руками и смотрю в глаза. Мне очень хочется уверить, что всё у нас будет хорошо. И даже если пока что она мне не доверяет и переживает, то это нормально. Мы сможем через это пройти.

— Конечно, волнуюсь, — признаётся она. И от этой доверчивости в голосе я окончательно теряю рассудок.