Не зажигая света, я вышла из спальни и поспешила на второй этаж, в детскую. Я уже поняла, что крики доносятся именно оттуда, что кричит Оэн. В темноте я едва не столкнулась с Бриджид. Чуть поколебавшись, она уступила дорогу.

Оэн метался в кроватке, сжимая и разжимая кулачки. Веснушчатая мордашка была залита слезами.

Я присела рядом, стала его тормошить.

– Оэн, проснись! Тебе плохой сон приснился!

Мальчика сковало странное напряжение. Тело, ледяное на ощупь, будто свинцом налилось. Распяленный между сном и реальностью, Оэн подергивался от судорог. Я принялась растирать ему щечки, ручки, ножки. Я звала его по имени – без толку.

– С ним случалось такое раньше, когда он был совсем крохой, – произнесла Бриджид. Голос ее дрогнул. – Как накатит, чего ни делай – не добудишься. Всё мечется, болезный. Доктор Смит его тогда на руки брал и держал, покуда не утихнет.

Оэн исторг очередной кровь створаживающий вопль, и Бриджид отшатнулась, прижав ладони к ушам.

– Оэн! Оэн! Где ты? Ты меня слышишь? – звала я. Мальчик резко открыл глаза и простонал:

– Темно!

– Бриджид, включите свет! Скорее!

Бриджид метнулась к выключателю.

– Где Док? – с недетской тоской, тараща синие глаза, спрашивал Оэн. – Где Док?

– Он скоро приедет, не плачь, милый.

На самом деле Оэн и не плакал. Нет, из его груди вырывался ужасный, какой-то птичий клекот.

– Где Док? Где он, где?

Затихая на несколько мгновений, Оэн повторял вопрос. Повторения шли волнами. Я была готова разрыдаться.

– Оэн, всё хорошо. Здесь бабушка. Здесь я. Мы с тобой, милый, а Док скоро вернется.

– Не вернется! Он в воде! В воде! – провыл Оэн.

– Ну что ты! Конечно, нет! – пролепетала я.

Сердце упало, и его место наполнилось льдом. Это по моей вине Оэна мучают такие кошмары. На его глазах в озере исчезла сначала я, а затем и Томас.