Теперь в ней больше мягкости, больше пауз между словами.

Меньше желания сравнивать и требовать.

Больше — слушать.

Иногда я думаю: может, во всём этом аду она тоже родилась заново?

Иногда мне снятся глаза Карины.

Такими, какими они были до всего этого. Когда мы ещё вместе играли в куклы, когда она плела мне косички, хоть и делала вид, что ненавидит это.

Сейчас Карина — в закрытом лечебном учреждении.

Она под наблюдением.

Иногда мне звонит её врач. Говорит, что бывают всплески. Иногда — просветление.

Но чаще — мрак.

Она живёт где-то между реальностью и спектаклем, который сама себе поставила.

Я не злюсь.

Я не прощаю — но и не ненавижу.

Карина осталась на том мосту, сожжённом её руками. И только она сама может построить новый. Если захочет. Если сможет.

Андреа…

Он сидит. В камере строгого режима.

О нём пишут статьи. Его показывают по телевидению.

Но я не читаю.

Я не смотрю.

Для меня он — всего лишь человек, который выбрал разрушение.