…Когда-то спальня принадлежала отцу и маме, а Наташа с бабушкой жили в проходной комнатушке, гордо именовавшейся «гостиной». Гостиная в пятнадцать квадратных метров. И спальня — в десять. Зато, правда, кухня у них была роскошная, двадцатиметровая, с двумя окнами, в метре от которых высился глухой петербургский брандмауэр. Ну и что? Все равно это был дом, настоящий, без подделки, и хотя жившие в нем люди нередко ссорились по пустякам, они любили друг друга, любили по-настоящему, искренне… Правда, это было давненько. Наташе было тринадцать лет, когда умер отец. И к тому времени он уже не занимался высокой и благородной наукой филологией, а просто пил. И клял все на свете. Ругал и коммунизм, и перестройку. Перестройке, пожалуй, доставалось даже больше, чем коммунизму. Наташа ничего не понимала в словах отца, но видела, что мама вполне согласна с его высказываниями, так что у нее с детства сложилось твердое убеждение; они живут в плохой, неправильной стране, где всем командуют подлецы и уроды. А честные люди из-за этого страдают. Честные и интеллигентные.

Наташа вышла в кухню и посмотрела на древние настенные часы-ходики. Всего пять часов. Но какой же сегодня длинный день… Бесконечная дорога к крематорию, бесконечное возвращение… и фонтаны грязной воды из-под колес автобуса, и равнодушно-вежливые люди, и равнодушно-торжественный ритуал… Поминок не было, тому что провожали бабушку всего двое — сама Наташа да Ольга Ивановна, с которой бабушка подружилась еще на какой-то комсомольской стройке, на какой именно — Наташа никак не могла запомнить, хотя и слышала это много раз. Да какая разница! Главное — Ольга Ивановна оказалась для Наташи ангелом-спасителем, когда бабуля окончательно слегла. Если бы не эта по-настоящему добрая и заботливая женщина, Наташа, наверное, давным-давно сломалась бы, как сломался в свое время отец. Но Ольга Ивановна исправно являлась каждое утро за десять минут до того, как Наташе нужно было уходить на работу, и сидела рядом с подругой юности, вовремя подавая чай, бульон и лекарства. Она даже с судном справлялась, несмотря на свою хрупкость, почти невесомость, — и подсовывала его под больную весьма ловко, и выносила… А когда Наташа возвращалась домой и начинала благодарить старушку, Ольга Ивановна безмятежно смотрела на девушку прозрачными бледно-голубыми глазами и говорила:

— Деточка, уверяю тебя, Натали сделала бы для меня то же самое. Так что ты тут просто ни при чем.

— Ой, тетя Оля, — много раз повторяла Наташа, — как это — я ни при чем? Вы же с меня такой груз снимаете, вы так меня выручаете… я бы и работать не смогла, если бы не вы! А на что тогда жить? На бабулину пенсию?